Тут я почувствовал, что настроение пламени изменилось. Беды и горести были забыты, перспектива применения присущих ему особых навыков во благо сородичей согрело все его естество. Упоминание обо мне произвело соответствующий эффект и на меня, хотя и не совсем уж ободряющий. Я был воодушевлен перспективой ожидающей меня великой задачи, но ощущал беспокойство при мысли о том, что моя воля уже не принадлежит мне одному.
— Разговор — слишком ненадежное средство для постижения истории эпох, прошедших с того дня, когда я впал в спячку, — сказало пламя. — Могу ли я впитать ваши знания старым проверенным способом — через интимный психический союз? Или вследствие изменившихся законов природы мы теперь держимся обособленно?
— Нет, — ответил голос. — Изменения претерпели исключительно физические законы. Законы психические будут действовать вечно, кроме тех из них, которые так или иначе связаны с изменившимися физическими. Твоя проблема заключается лишь в том, что ввиду охлаждения и снижения жизненной силы тебе будет труднее достичь нужной интенсивности сознания для обеспечения полного слияния с нами. Но если ты как следует постараешься, не сомневаюсь, у тебя это получится.
Я стал свидетелем героической попытки концентрации внимания в сознании пламени, но, судя по всему, это усилие оказалось тщетным, так как вскоре пламя пожаловалось на то, что его отвлекает холод. Огонь угасал. Я осторожно добавил немного горючего. Пламенное создание, вероятно, догадалось, что я хочу помочь ему — я ощутил в его состоянии тепло признательности. Когда стало чуть жарче, я заметил, что синий кончик язычка пламени сделался вдвое длиннее по сравнению с собой прежним. Вскоре я начал терять телепатический контакт с моим спутником, и после секундного болезненного замешательства, в продолжение которого мой мозг впитывал некий хаотичный и непостижимый опыт, мое экстрасенсорное поле полностью очистилось. В течение довольно-таки долгого времени пламя оставалось для меня «безмолвным» и неподвижным, если не считать беспрестанных колебаний, вызываемых неистовствовавшим в камине огнем.
Я сидел в ожидании чего-то новенького, размышляя над этим странным приключением. Уверяю тебя, я всерьез допускал, что просто-напросто выжил из ума. Пекинес, фигурка которого стояла на каминной полке, взирал на меня с тем глупым выражением, которое, похоже, проявлялось и на моем лице. Дурацкий узор на обоях наводил на мысль, что вся вселенная — результат исключительно чьего-то бессистемного выписывания закорючек. Да и сами мои недавние впечатления, подумал я, являются всего лишь теми же закорючками, машинально вычерченными моим подсознанием. Испытывая нечто среднее между нетерпением и паникой, я встал и подошел к окну. Снаружи царил холод. В свете лампы за окном искрились на морозе голые ветки степной розы. Бледные звезды казались искорками, потерявшимися в холодном вакууме. Все казалось бессмысленным и безумным.
Поеживаясь, я вернулся на свое место у камина и с некоторым раздражением обнаружил, что пламя все еще там. Мне по-прежнему не удавалось проникнуть в его мысли. Действительно ли я был с ним в контакте или же просто грезил? А может, там, в камине, просто безжизненное пламя? Выглядело оно весьма своеобразно: светящееся тело, темный воротничок, колеблющийся синий кончик. Рассмотрев предмет со всей объективностью, на какую я был способен, я решил, что, учитывая последние достижения в области паранормальной психологии, было бы глупо считать всю эту историю абсолютной иллюзией. Я смотрел на опаляющее пламя и ждал. Скользнув взглядом по ящику для угля, я заметил, что уже израсходовал значительную часть его содержимого. Долго поддерживать столь яркий огонь не представлялось возможным; и в это трудное время я не осмеливался просить хозяйку дома выделить дополнительную порцию горючего.
Вскоре пламя снова задвигалось над самой горячей частью углей, оставляя после себя характерный темный след. При этом оно заговорило со мной. Скорее даже, я сам обнаружил, что нахожусь в контакте с его разумом, и оно обращается ко мне. Более того, теперь оно формулировало мысли в виде английских слов, которые, если можно так выразиться, проникали в ухо моего разума. Пламя каким-то образом выучило наш язык и значительное количество английских идиоматических выражений. Теперь оно мало чем походило на то страдающее и растерянное создание, что совсем недавно выбралось у меня на глазах из камня.