— Хорошо, очень хорошо! — проговорило пламя. — Но не давайте опрометчивых обещаний, прежде чем я изложу вам все дело. Необходимо, чтобы ваше сотрудничество было добровольным и искренним. Возможно, вы действительно уже осознали, сколь непохожи наши виды, и теперь я должен попытаться убедить вас, что, несмотря на все наш различия, в душе мы — существа родственные, так что давайте перейдем к сути вопроса. Вам, человеческому индивиду, известно, что такое любовь; известно это и мне, живому пламени. И раз уж мы оба потерпели в любви неудачу, между нами должна установиться особая симпатия. Как и я, вы были счастливы найти подругу, с которой заключили счастливый и живительный брак. На протяжении многих лет ваша зависимость друг от друга становилась крепче и приятнее. Вы сплетались в единое целое. Вы вполне познали глубокую, спокойную страсть взаимных ласк и взаимного возбуждения, пикантное удовольствие в бесконечном различии и ярко выраженной неповторимости. И вы нашли в этом познании личной любви некий высший смысл, недоступный для ваших двух эфемерных «я», не так ли? Разве я не говорю, как тот, кто знает, что такое любовь?
— Вы выражаетесь теми же самыми словами, которыми часто выражался я. Если вы не выкрали их из глубин моего сознания, если они действительно ваши, то вы, безусловно, знаете, что такое любовь.
Никак не прокомментировав мою реплику, пламя продолжало:
— Потом, на середине жизни, совершенно внезапно и беспричинно, ваша любовь разбилась вдребезги. Не из-за вмешательства другого человеческого существа, но всего лишь из-за вашей одержимости исследованиями. Из-за того, что ни один из вас так и не познал себя самого или другого достаточно глубоко, ваша любовь, в конечном счете, не выдержала напряжения этой дисгармонии. Вы, следуя своим наклонностям, с головой погрузились в огромный новый океан познания; а она, робко замочив ноги по щиколотку, вышла из воды. Вы манили ее к себе, но ничего не сделали для того, чтобы помочь ей последовать за вами, так как были одержимы. Ваша былая любовь какое-то время еще позволяла вам держаться вместе, но она была не из тех женщин, что готовы к вашим приключениям. Ей казалось, что вы сходите с ума. В итоге… да, она потеряла вас в этом океане. Я прав? Все ведь было именно так?
На мгновение я лишился дара речи при мысли о том, что столь инородное существо может знать обо мне так много. Меня хватило лишь на то, чтобы пробурчать нечто невнятное в знак согласия.
— Со мной, — продолжало пламя, — случилась другая беда. Даже не знаю, сколько миллионов земных лет я прожил с моим дражайшим спутником в ярком мире солнца. Как и вы двое, мы тоже были на удивление разными; он — общительный, наделенный даром заводить тысячи друзей, я — посвятивший себя духовной науке. После столь долгого союза любовь достигает немыслимой для вас гармонии; тем более при наличии телепатического контакта. Мы делились буквально каждой мыслью, каждым мимолетным, неясным образом, и все же мы были не отдельным, соединившимся «я», но оставались существующими в тонкой гармонии «мы». Делясь каждым опытом, каждым переживанием, каждой мыслью, движением и желанием, каждый из нас сохранял «свое». Мой спутник лучше всего проявлял себя в восхитительных концептах пламенного танца и массовой хореографии, но выполнял и офисную работу, связанную с лечением пострадавших от суровости климата в нижних или верхних слоях. Через него и я (хотя и, в силу моей натуры, в одиночку) обзавелся тысячью друзей. Беря его таланты и умения, я обогащался и его пониманием сути вещей. Его милосердие и смелость в спасательной работе формировали меня так же, как если бы эти качества демонстрировал я сам. Я же, в свою очередь, отдавал ему мои познания в духовной науке.
Воцарившееся молчание длилось так долго, что в конце концов я, не выдержав, спросил:
— И, однако же, все кончилось плохо, да?
— Когда сформировались планеты, — ответило пламя, — он (или, быть может, вы полнее осознаете масштаб катастрофы, если я скажу «она») остался там, на солнце. Какое-то время нам еще удавалось общаться телепатически. Расстояние, как вам известно, не является помехой для экстрасенсорного восприятия. Совсем недолго, как мне казалось — хотя на самом деле, конечно же, на протяжении тысяч лет, — я жил двумя жизнями: жалкой — на расплавленной планете и полной жизнью моего возлюбленного в знакомых условиях на солнце. Но, как вы уже слышали, земным ссыльным и солнечной популяции становилось все труднее и труднее поддерживать контакт, и в конце концов связь оборвалась. Мало-помалу соединявшие нас нити оборвались, и нам пришлось мучительно и постепенно привыкать к самодостаточности. Теперь нас объединяют лишь воспоминания.