— Да нет, почему же? Мы это поняли, — сказал старик, — и мы увидели в нем как хорошее, так и опасное. Оно напоминало первую умеренную дозу двух древних социальных ядов, индивидуализма и суеверия. Возьмем, к примеру, излюбленное словечко ваших друзей — «инструмент». Они не говорят, что индивид — это «инструмент» общественного прогресса; нет, им этого мало. Они говорят, что индивиды, вся человеческая раса в целом, являются «инструментами» для соответствия «духу». Это чистое суеверие.
— Говоря, что человечество — это инструмент, — ответил пилот, — мы говорим нечто такое, что ваше поколение почти неизбежно гонит от себя, отбрасывает, полагая лицемерием. И, конечно же, мы не можем доказать это на уровне интеллекта. Но интеллект не может это и опровергнуть. Фактически, это и не нуждается в доказательствах. Это ясно как день, как дважды два четыре. И раннему агностическому мистицизму, поглотившему вашу Новую образовательную политику, удалось открыть молодежи на это глаза. Мы, — объявил юноша с улыбкой, свидетельствовавшей о том, что его следующую ремарку не следует воспринимать как помпезную или оскорбительную, — сейчас являемся первым полноценным, неущербным, образно выражаясь, поколением и первым поколением, обладающим даром предвидения. Это, конечно, не наша заслуга, а стариков; но такие уж мы есть, и именно такими нас и следует воспринимать, а не пытаться навязать нам тривиальную дисциплину, которая была уместна в эпоху социальной незащищенности, но давно уже устарела.
Оба какое-то время молчали. Старик смотрел, как под самолетом пробегают, развертываясь перед ними и свертываясь после них, словно большая карта, зеленые луга. С этой высоты Англия выглядела почти такой же, какой была в годы его молодости, но как же изменились англичане, особенно новая молодежь!..
Вскоре, вспомнив о своем первоначальном намерении, он попросил спутника:
— Расскажите мне о себе. Помогите понять, что же вы за сверхлюди такие — нынешняя молодежь!
Пилот рассмеялся. После небольшой паузы он сказал:
— Ну, мне двадцать три года, я профессиональный летчик, студент университета. Изучаю биологию. Моя специальность — полеты птиц и насекомых. Я произвожу телекиносъемку птиц в полете и микрокиносъемку насекомых. Но вообще-то меня уже начинает все больше и больше интересовать психология, и когда я стану слишком старым для первоклассных полетов, возможно, вполне сгожусь и для какой-нибудь психологической работы. Если же нет, стану обучать летчиков. Полтора года назад я женился. Моя жена, конечно же, фактически сверхдевушка. Ей тогда было двадцать, а сейчас мы уже ждем ребенка. Она учится в Лондонском педагогическом колледже, но вот-вот переберется в их родильный дом. После родов она вернется к занятиям и педагогической деятельности — будет работать сначала на половину, а затем — на три четверти ставки. Колледж располагает своими собственными яслями и детским садом, так что помощь ей обеспечена. У нас квартира в пяти минутах ходьбы оттуда.
— Довольно-таки ранний брак, не так ли? — заметил старик.
— Не для нашего времени. И не только потому, что страна нуждается в детях, но и с индивидуальной точки зрения. Мы отдаем себе отчет в том, что без опыта продолжительного партнерства сегодня невозможно жить полноценной жизнью. Хороший брак — это микрокосм всего коллективного опыта. Конечно, если он потерпит неудачу, мы сможет расторгнуть его, признав ошибку; но неудачи он не потерпит. Разумеется, на первом месте у нас стоят другие дела, а со временем появятся и новые. Но мы на самом деле принадлежим друг другу безраздельно, поэтому решили узаконить эти отношения. К тому же мы хотим, чтобы наши дети знали: мы с самого начала были друг в друге уверены.