"Милостью Божией нарекаю тебя королём Франции Генрихом III", – объявил архиепископ, после чего королю вручили регалии: на него надели красно-жёлтую тунику с геральдическими лилиями, далматику и кольцо, а так же вручили жезл и скипетр, после чего на голову возложили ту самую корону, сверкавшую ещё с самого начала церемонии.
Её тяжесть показалась молодому королю благословенной. Он чувствовал, как внутри наполняется чем-то доселе неведомым, что доступно лишь монархам. Когда его вводили на помост и усаживали на трон, он вдруг всем своим существом ощутил реальность происходящего, будто пелена спала с глаз.
Ещё вчера он мальчишка Генрике, всего лишь третий сын в семье, а сегодня король сильнейшего государства Европы.
Пэры Франции по очереди опускались перед ним на колено и приносили присягу. С каждым из них он ощущал всё большую уверенность в себе, надеясь, что станет лучшим королём, чем те, что были до него.
В этот момент, Екатерина, взиравшая на него со стороны, не могла сдержать слёз. Вот он, её любимый сын, который исполнил её величайшую мечту – взошёл на престол. И все годы для этого, всё принесённые жертвы, все невосполнимые потери, вся не смытая с рук кровь – всё это сейчас казалось уже неважным.
Марго, находившаяся неподалёку от матери, тоже испытывала гордость за брата. Сейчас он выглядел величественно, и в душах большинства присутствующих распускались свежие цветки надежды на благополучие Франции с новым правителем. Маргарита, как и все они, верила в Генрике. Она смотрела на него и, наконец, видела перед собой настоящего короля.
В голове у неё возник любимый образ из прошлого. На торжественных мероприятиях она видела отца в короне, которая была ему к лицу, как и Генрике, наблюдала за тем, как он величаво протягивал руку своим вассалам, как громогласно отдавал приказы, как незыблемо восседал на троне.
Сын был похож на него. И его очертания в свете, лившемся на него из готических окон над алтарём, на секунду даже показались Маргарите очертаниями гордой фигуры её отца.
Она дочь короля, сестра короля, сама королева. Династия Валуа по-прежнему великая. И Генрике обязательно докажет это миру.
Наконец громадный собор огласил хор голосов, который единодушно воскликнул:"Да здравствует король Генрих III!"
Душа Генрике полностью растворилась в этом приветственном кличе. Он испытал экстаз, осознавая, что отныне Генрих III, которого они все славят, – это он. Начнётся новая жизнь и, дай Бог, новая эпоха.
Король поднял глаза туда, где пронзительными цветами сверкала розетка в виде розы, располагавшаяся над входом в собор. Свет, проходящий через неё, окрашиваясь в яркие краски, лился прямиком на Генрике. Его принимал Всевышний, его принимал народ, его принимала Франция. И сейчас это было единственное, что имело значение.
"Да здравствует король Генрих III!" – не утихали крики.
Казалось, что в этот зимний день, наполненный солнечным сиянием, Франция возродилась. Природа, как и народ, славила нового короля. Каждая частичка этого мира верила в него.
После официальной части традиционного банкета, следовавшего после коронации, был объявлен бал, который устраивали здесь же, во дворце То. Празднество имело огромный размах. Несмотря на то, что казна, к этому времени, находилась уже в совсем плачевном состоянии, двор не поскупился на торжество во славу своего короля.
Однако, по непонятным причинам, он заявил, что через несколько дней должен состояться ещё один пышный праздник. Повод Генрике таинственно не назвал. Благо, никто не имел ничего против ещё одного весёлого вечера, так что задавать вопросов не стали.
Придворные бросились в пучину бала, забыв обо всём на свете. Новые мелодии заиграли музыканты, извлекая всё более громкие звуки из своих лютней, флейт и скрипок. Новые потоки вина полились из откупоренных бутылок.
– Твой брат неплохо смотрится в образе короля, – вынужден был признать Гиз, когда они в стороне стояли с Марго, наблюдая за происходящим. – Да и церемония роскошна. Сколько всё это стоило?
– Перестань, – нахмурилась королева Наваррская. – Я его сестра, так что будь добр обойтись без этих колкостей. В конце концов, в ваши отношения и политику я не лезу, значит, не нужно демонстрировать всё это при мне.
Генрих обезоруживающе улыбнулся.
– Какая ты серьёзная, малышка Валуа.
Маргарита хотела было возмутиться такому неуважительному обращению, но он вдруг резко притянул её к себе и шепнул на ушко:
– Но так ты ещё соблазнительнее!
Марго отшатнулась, смотря на него, как на безумца.
– На нас все смотрят! – воскликнула она.
Герцог самодовольно пожал плечами.
– И что с того? Раз твой муж сбежал, кто-то должен развлекать его безутешную жену.
Маргарита не сдержала улыбки. Он вёл себя так, будто ему всё было позволено. Она же с детской доверчивостью принимала это.
По неразлучной парочке быстрым взглядом скользнул Генрике. Разумеется, он ощутил привычное неприятное чувство, но оно было куда меньше, чем обычно. Должно быть, трон, на котором он сейчас восседал, вытеснил из его души хотя бы половину страданий, которые там царили до этого.
Король щёлкнул пальцами, и к нему приблизился Сен-Мегрен, который вместе с остальными миньонами почтительно занимал место за троном.
– От Дю Га новостей не было? – осведомился Генрике.
– Он послал вперёд гонца, а тот донёс, что они прибудут завтра утром, Ваше Величество, – отозвался Сен-Мегрен.
– Прекрасно, – удовлетворённо кивнул он.
Всё шло так, как он рассчитывал.
В это время, к Екатерине, тоже расположившейся на помосте, сзади тихо подкрался Франсуа, присутствия которого она поначалу даже не заметила, отчего вздрогнула, когда неожиданно раздался его голос:
– Матушка, потанцуйте со мной.
Королева-мать поражённо обернулась.
–Ты с своём уме? Я не танцую уже лет тридцать!
На лице герцога Алансонского, как всегда, была выражена скука, но сейчас к ней примешивалась ещё и нескрываемая досада. Он до сих пор продолжал дуться из-за того, что не его сделали королём Франции.
Франсуа, как обиженный малыш, насупился, в упор смотря на мать.
– Почему вы меня не любите? – вдруг спросил он.
Екатерине хотелось громко застонать. Теперь ещё один её ребёнок задаёт ей этот нелепый вопрос.
– Как же с тобой тяжело! – в сердцах воскликнула она. – И ты ещё удивляешься, почему государство передали не тебе. Сначала научись вести себя!
Страусиное перо на берете принца, украшенном жемчугом, нелепо накренилось в сторону. Со вздохом королева поднялась с кресла, привстала на носочки и поправила его так, чтобы оно стояло ровно.
– А теперь иди и потанцуй с кем-нибудь. Посмотри, – указала королева куда-то в зал, – компания тех очаровательных барышень явно скучает!
Франсуа скривился. Он никогда не был особым дамским угодником, к тому же, сейчас его заботили совсем другие вещи. Ещё раз разочарованно покачав головой, он пошёл прочь от матери, провожаемый её усталым взглядом.
А зал всё больше наполнялся смехом и гомоном, которые пробирались до самых недр души, подчиняя каждого всеобщему безумию.
Утро в Реймсе отличалось от утра в Париже тем, что город просыпался не быстро, будто по велению волшебного слова, а постепенно, лениво, одним словом, точно так же как французский двор после очередного бала.
Екатерина была одной из первых проснувшихся.
Она имела обыкновение вставать рано, поскольку и при Франциске, и при её регентстве, и при правлении Карла государственные дела требовали её постоянного присутствия. С тех пор, как Генрике вернулся из Польши, всё начало меняться. Он заявил, что способен справляться со своими обязанностями сам, чему королева-мать поначалу радовалась, видя, что этот её сын, в отличие от предыдущего, способен быть взрослым и самостоятельным. Однако позже она начала бояться его самостоятельности, ведь с каждым днём сама она имела всё меньше влияния. На первых порах Генрике ещё многое нужно было усвоить касательно управления государством, поэтому ему нужны были советы опытной правительницы, но что же будет дальше? В глубине души Екатерина страшилась, что после коронации он, осознав себя полностью монархом, перестанет прислушиваться к ней.