Франсуа изменился в лице.
– Но чем же я прогневал Ваше Величество? – он пытался сделать вид, что не понимает, как бы глупо это ни было.
Генрике не выдержал и угрожающе расхохотался. Затем внимательно на него посмотрел и, громко, чётко, твёрдо произнося слова, грозно проговорил:
– Ты считаешь, что можешь спокойно предавать меня, затем возвращаться, и тебе ничего не будет?
В этот момент Франсуа понял, как опрометчиво было возвращаться в Париж.
Он с надеждой взглянул на мать. Но её слова его поразили точно так же:
– Позор предателей не стоит делать всеобщим достоянием.
Принц понял, что поддержки у него здесь нет. И чёрт его дёрнул решить, что, когда заключён мир, дома его спокойно примут, позабыв о прошлом!
Он решился на предательство, полагая, что у него украли корону. Ему хотелось отомстить. Франсуа было всё равно за кого сражаться – за католиков или за гугенотов. Но на стороне вторых его хотя бы ждал друг, тогда как на стороне первых были те, кто помешал ему стать королём Франции. Ему было не стыдно, но страшно, теперь, когда он оказался полностью во власти брата.
Между тем, Генрике встал с трона, спустился к Франсуа и, цепко взяв того за подбородок, внимательно смотря ему в глаза, тихо проговорил: "Зря ты меня недооценивал. Я не собираюсь прощать предательство. Тебе отныне придётся сидеть у себя в покоях, не имея права выйти. Потом ты будешь перевезён в Венсенский замок. Никто. Никогда. Не узнает. Где ты", – эти слова он прошипел совсем тихо. Принц ощутил поднимающийся внутри холод.
От обычной ироничности Генрике не осталось ни капли. Сейчас он угрожал, и выглядело это страшно.
Затем король неожиданно щёлкнул пальцами, призывая гвардейцев и отдавая приказ препроводить Франсуа в его покои. Принц даже не успел ничего сказать, прежде чем его практически выволокли из зала.
Подобного приёма он точно не ожидал.
Марго в отчаянии вцепилась в локоть Генрике, практически повисая на нём. Она часто дышала от стремительной хотьбы. Разыскивать его по всему Лувру оказалось нелёгкой задачей. И вот сейчас, наконец, увидев брата в конце одной из галерей, Маргарита догнала его, приложив к этому неимоверное усилие.
– Что такое?! – встрепенулся он, когда его так резко схватили.
Повернув голову, король увидел запыхавшуюся сестру.
– Мне нужно с тобой поговорить! – выпалила она.
– Неужели это столь срочно, что ради этого ты так бежала?
Марго кивнула, всё ещё пытаясь отдышаться.
Затем она под руку с братом уже медленно двинулась вперёд по галерее. Он смотрел на неё, ожидая, что она скажет. Маргарита же знала, что обычно король слушал её, поэтому она надеялась, что и сейчас будет так.
– Я хотела побеседовать с тобой насчёт Франсуа.
Генрике недовольно поджал губы. Разумеется! Она обо всём узнала и сейчас начнёт выгораживать своего дорогого братца.
– Я знаю, что ты скажешь, – продолжала королева Наваррская. – Будешь утверждать, что даже родственные чувства не должны мешать политике.
– Ты и сама всё понимаешь, – вздохнул Валуа. – Я не хотел так с ним поступать, но, видит Бог, это ещё самое мягкое наказание, заслуживает он большего. Предательство в нашем положении – самое худшее, что можно сделать. А нам нужно добиться того, чтобы он уже никогда больше нас не предал.
– Ты прав, – на удивление, согласилась Марго. – Однако, вот что я могу тебе сказать, иногда на вещи нужно смотреть с другой стороны.
От удивления Генрике остановился. Маргарита, видя его замешательство, продолжала:
– Подумай сам, разве не выгоднее не неволить его, ещё больше настраивая против себя, а раз и навсегда привлечь на свою сторону? Заточи ты его в Лувре или в Венсене – он однажды может сбежать. И тогда, поверь мне, Франсуа выступит против тебя, положит на борьбу все силы и начнётся ещё одна гражданская война, которая будет страшнее всех предыдущих. А если ты великодушно даруешь ему прощение и, более того, дашь ему обещанный титул герцога Анжуйского, окружив его подобающими почестями, он будет благодарен и решит, что ему выгоднее быть с тобой, нежели чем против тебя. Тогда у тебя появится ещё один союзник, а на одного врага станет меньше. Что скажешь?
Ей сложно было говорить спокойно, но она знала, что сейчас от этого зависит судьба Франсуа. Ей нужно было во что бы то ни стало убедить Генрике.
Он же был удивлён. Маргарита никогда толком не разбиралась в политике, но сейчас её слова были крайне разумны. Действительно, что если сделать из Франсуа союзника? В глубине души Генрике не желал причинять ему вред, поскольку, какими бы сложными отношения между ними не были, они ещё не дошли до ненависти. Король не любил творить зло, хотя ему нередко приходилось делать это. Но на этот раз появился повод избежать зла. И, действительно, заточать брата было бы ещё и опасно.
– Знаешь, ты права, – после некоторых раздумий заключил Генрике. – Марго, – он взял руки сестры в свои и с благодарностью поцеловал их, – ты мой добрый гений! Это действительно прекрасная идея.
Маргарита ощутила величайшее облегчение, от которого всё внутри неё, наконец, задышало свободой.
– Ты правда его простишь? – переспросила она.
Молодой человек кивнул. Тогда Маргарита подарила ему счастливейшую улыбку, за которую он бы всё на свете отдал.
– Спасибо тебе! Спасибо! Обещаю, ты не пожалеешь! – воскликнула она.
Екатерина с удивлением смотрела на то, как её младший сын почтительно кланяется старшему, бормоча слова благодарности и заверения в вечной преданности.
Конечно, вряд ли много стоят обещания Франсуа, но то, что он их произносил, казалось странным, ведь до этого он старался всеми силами демонстрировать свою гордость и независимость.
Но больше всего королеву-мать поразило то, что Генрике вдруг решил его простить. Он, придя этим утром к ней, заявил, что хочет отпустить брата, дать ему титул герцога Анжуйского и сделать своим союзником, поскольку это гораздо выгоднее, чем держать его взаперти и ждать, пока он сбежит и развяжет гражданскую войну. Она знала, что натура её любимого сына постоянно ищет компромиссы, но ей всегда казалось, что он настроен против Франсуа и не будет просто так идти ему навстречу. Решение было весьма мудрым, но казалось таким неожиданным!
На примирительно обнимающихся братьев в большом зале в недоумении глядел весь двор. С чего вдруг такая сплочённость в семье Валуа?
И тут, Екатерина заметила, как, после того как от Генрике отошёл Франсуа, к нему приблизилась Марго. Находились они совсем близко к королеве-матери, на ступенях помоста, ведущего к трону, отчего со своего места она могла слышать, как Маргарита шепнула на ухо королю:
– Ты так великодушен. Я тобой горжусь.
На что он с чувством ответил:
– Всё это благодаря тебе.
Брови Екатерины взметнулись наверх. Так вот кто стоял за решением Генрике насчёт Франсуа! Но неужели Марго теперь имеет такое влияние на брата? Королева-мать смотрела на своих детей и ничего не могла понять. Он выбрал тот путь, который посоветовала ему сестра, а не тот, который одобрила мать. Маргариту любили все братья, но одно дело – любить, а совсем другое – прислушиваться к её словам и воспринимать их всерьёз.
И, кажется, теперь влияние Екатерины на Генрике украли. Но каким же способом?
В приёмной Маргариты царил весёлый ажиотаж. Она была счастлива по поводу удачного избавления брата от печальной участи, а придворные были счастливы, что у неё хорошее настроение, а это отличный повод для организации шумного безделья.
Кто-то напевал бодрый мотив под лютню, кто-то наслаждался вином и приятными разговорами, а кто-то читал стихи. Виновника радостного настроя Маргариты, а, как следствие, и радостного настроя всего двора, не было, поскольку ему ещё нужно было свыкнуться с мыслью о своём чудесном избавлении, а также поучаствовать во всех необходимых мероприятиях в связи с получением нового титула герцога Анжуйского.