Он всё же сделал выбор. И выбор этот заставил Карла удовлетворённо улыбнуться.
В конце концов, кажется, для Генриха закончилась юность с её максимализмом, идеалами, глупыми мечтами. Он принял жестокость мира, оказался сам способен стать полноценной частью этого мира и вступить в игру, отдав всё. Если бы необходимо было продать душу дьяволу – должно быть, он сейчас уже способен был бы это сделать.
Генрике скорчился на полу.
"Спасите!" – мысленно кричал он. Но с языка ни стона не срывалось.
Его снова убивали воспоминания. Та ночь, кажется, изменила его, стала точкой невозврата.
Генрике поднёс к носу коробочку с табаком, отчаянно вдыхая, но отчего-то это не приносило никакого облегчения.
Он вытянул вперёд длинные ноги, тяжело задышал, откидывая голову назад. Комната кружилась перед глазами.
Раньше ему думалось, что если вдруг когда-нибудь у него и произойдёт подобное с Марго, это хоть немного остудит его чувства, погасит безумную жажду. Но стало лишь хуже. Его кожа до сих пор ощущала лёд пустой постели, в которой он проснулся с утра. Разумеется, Маргарита сбежала. Разумеется, она пожалела о содеянном. Он увидел её лишь спустя три дня: она стояла с утра среди придворных, невозмутимая, с привычной улыбкой, которая отчего-то перестала светиться искренностью. Казалось бы, без тени испуга приседала перед ним в приветственном реверансе. Разве что взгляд, которым она смотрела на него, неуловимо изменился.
Но Генрике испытал истинную боль, куда сильнее, чем та, которую приходилось терпеть при получении военных ранений, когда рядом с Марго появился герцог де Гиз. Неужели они помирились?
Да, так оно и было. Снова этот смех, эти взгляды, эти будто незаметные прикосновения. Всё это было слишком заметно! А король чувствовал безжалостные удары наточенных кинжалов внутри.
И вот сейчас он в очередной раз заперся в своих покоях, приказав никого не впускать, потому что у него просто не было сил находиться на людях. Однако уже пожалел об этом, потому что в комнате всё ещё оставался Её дух. Будто бы она была здесь.
Опиум уже не действовал. Генрике пытался уснуть, забыться, но никак не получалось. Он давно перестал спать без опиума, но не спать и с ним – это было чем-то совсем новым.
Вдруг ему стало необъяснимо страшно. Самая настоящая паника поднялась в душе, король вскочил на ноги, ощущая, как комната сужается и душит его. Он больше не мог оставаться в одиночестве!
И именно в этот момент раздался стук в дверь. Генрике дёрнулся к ней, как к единственному спасению. На пороге появился Дю Га.
Миньон знал своего господина много лет, поэтому, увидев состояние комнаты с перевёрнутой мебелью, полом, на котором были разбросаны осколки бутылок из-под вина, которое также ничуть не помогло Генрике, он сразу понял, что творится что-то неладное. Тогда Луи шагнул ему навстречу, протягивая руки и обнимая.
Королю стало неожиданно спокойнее. Присутствие близкого человека хоть немного отогнало страх. Похудевшими руками он схватился за плечи Дю Га.
– Тише, успокойся, – прошептал последний.
Затем он подвёл Генрике к кровати и усадил на неё, пристраиваясь у его ног и заглядывая в глаза.
– Как же ты бледен, – выдохнул Луи. – И синяки под глазами, будто неделю не спал. Отдай мне это, – он выхватил из его рук табак, – в меру – замечательно, но ты не выпускаешь его из рук уже несколько дней. Это может тебя убить.
Услышав слово "убить" король взглянул на фаворита.
– Я уже внутри убит, – прошептал он.
Голос его был таким хриплым и бесцветным, что Дю Га от неожиданности даже испуганно отшатнулся. Затем, вновь придвинувшись, он принялся внимательно разглядывать Валуа, а затем вдруг воскликнул:
– Генрике, ты серьёзно?! Неужели она?
Король не понимал о ком речь.
– Кто?
– Думаешь, я ничего не замечал последние несколько лет? – Дю Га поднялся на ноги и прошёл к прикроватному столику, наливая себе кубок вина. – Твои взгляды на Маргариту красноречивее любых слов.
Генрике в ужасе вскрикнул, косясь на него.
– Нет, это не бросается в глаза, но я слишком хорошо тебя знаю, – пояснил Луи. – Мне всё стало ясно уже давно. Честно говоря, не знал, как относиться. Сначала мне думалось, что это просто очень сильная братская привязанность, но потом стало ясно, что дело в другом. Все эти годы ты хотел собственную сестру.
Король не был удивлён, что он обо всём догадался. В конце концов, от Дю Га ничего никогда не скрывалось. А он сам, Генрике, не сможет выдержать ношу в одиночестве. Кому же ещё можно довериться?
– Только вот есть одна неточность, – горько усмехнулся он. – Я не просто хочу её. Я люблю её.
Если бы это было просто плотское желание – после их ночи оно было бы удовлетворено. Но огонь лишь сильнее распалился.
– Безумец, – Дю Га схватился за голову. – И что же? Только не говори, что у вас что-то было! Хотя нет. Я вижу этот взгляд и твоё состояние. Конечно! Да, было. Но ты молчи, пожалуйста, просто молчи.
Луи приблизился к Генрике и дрожащие пальцы накрыли его губы. Должно быть, ему самому было больно это слышать. Недаром он всегда ненавидел королеву Наваррскую! Если сейчас из-за неё страдает его Генрике – это весомый повод для ненависти.
Тут его взгляд упал на предмет гардероба, лежащий на сундуке в изножье кровати. Двумя пальцами Дю Га подхватил тонкий женский чулок и вопросительно воззрился на Генрике. Тот лишь опустил глаза.
– То есть ты дошёл до того, что уже хранишь её случайно оставленный чулок! Генрике, ты взрослый мужчина! Тебе не к лицу это безумие.
– Да что ты знаешь о любви?! – вдруг вскинулся король.
Луи выпустил чулок из пальцев и эмоционально всплеснул ручками, вскакивая.
– Поверь, знаю многое! Хотя бы потому что я люблю тебя и не могу смотреть на то, как кто-то приносит тебе страдания! Дело не в том, что кто-то похищает у меня твою любовь, я – это не важно, но важно твоё личное счастье! И твоя сестра тебе его не даст.
Нечасто Дю Га проявлял свои истинные чувства. Сейчас это хоть немного отрезвило Генрике. Он протянул к миньону свои ладони и взял в них свои.
– Я безумно ценю твою преданность, ты мне необходим, без тебя я бы никак не смог.
Дю Га обхватил его лицо руками, внимательно заглядывая в глаза, приближаясь на совсем маленькое расстояние.
– Запомни навсегда, для меня в этой жизни имеет значение лишь одно: твоё счастье.
– Я знаю, – кивнул король. – Но для счастья мне нужна она. Хотя бы её присутствие рядом.
– Но она несёт тебе лишь боль! Своего брата ты тогда простил тоже из-за неё, да? Видишь, она влияет на тебя и в политике! Генрике, она опасна! А герцог Анжуйский, между прочим, метаясь от одних твоих врагов к другим, так и ищет случая тебя предать. Наваррский устроил войну – он пошёл к нему. Гиз пообещал ему корону – этот болван поверил. Ты не видишь очевидных вещей! Они твои брат и сестра, но твоя семья, люди, которых ты любишь, могут оказаться самыми опасными врагами.
– Марго не враг, я это вижу. Она всего лишь глупый эгоистичный напуганный ребёнок. А Франсуа... Ты думаешь, я тогда на самом деле простил его? Знаешь, я могу простить всё, но не предательство. И, поверь, однажды он расплатится за всё!
– Так ускорь расплату.
Про себя же Дю Га подумал:"А с Маргаритой я разберусь сам". В этот момент он незаметно снова схватил чулок, пряча его в складках костюма, а затем вновь опустился рядом с Генрике, обнимая его, будто желая огородить собственным телом от всех страданий.
========== Глава 75. Сломленная ==========
Луиза искренне перестала понимать всё, что происходило вокруг неё. Ей казалось, что она в каком-то нелепом сновидении, где персонажи могут совершить любое действие, а потом снова всё вернётся к прежнему состоянию, как бы они не разрушали, поскольку, если бы ничего не восстанавливалось, сейчас остались бы только руины. Она видела, как повсюду легко причиняют боль, губят, морально задавливают, даже физически убивают. Королева задавалась вопросом: как люди столько времени существуют во зле? Почему всё ещё ходят по земле?