– А ты посмотри, какое у мадам де Фираль перо в шляпе! Она точь-в-точь павлин... Хотя, скорее, курица! Павлин слишком изящен, чего ну никак не скажешь о мадам де Фираль!
– Ах, Франсуа! – пытаясь подавить рвущийся наружу смех, воскликнула Марго. – Замолчи сию же минуту, иначе в собор тебе придётся меня вносить!
– Надеюсь, не ногами вперёд?
– Вот как? Значит ты оставил бедную мадам де Фираль и теперь принялся за меня?!
– Конечно! Как я мог оставить без внимания любимую сестрёнку?
В принца полетела небольшая подушка. Он на лету поймал её и бросил обратно, но Маргарита была известна, как неплохой игрок в мяч, поэтому подушка, уж подавно, не составила для неё проблемы. В конце концов, после отчаянной борьбы и долгих перекидываний, под громкий хохот, снаряд достиг цели – то есть лица герцога Алансонского.
Послышался его возмущённый возглас:
– Ты испортишь мой царственный нос!
– Что ты, дорогой! – насмешливо фыркнула принцесса. – Твою божественную красоту, которую ты так любишь созерцать по утрам, ничем не испортишь!
После этих слов в неё полетела другая подушка.
Наконец дверца кареты распахнулась и Марго, которая уже начала сдавать позиции, поспешно из неё выпорхнула, оставив поле боя. Вскоре за ней последовал и Франсуа.
Брат и сестра подошли к остальным своим родственникам.
Увидев их, Екатерина всплеснула руками:
– Боже! Что вы там делали?! – и принялась собственноручно поправлять растрепавшуюся причёску дочери.
– Ничего такого, матушка, – сдерживая смех, ответил Алансон, – всего лишь мило побеседовали.
– Что за ребячество?! – поджала губы флорентийка. – Уж манерами-то вы должны прекрасно владеть!
– Полно вам, матушка, – неожиданно вступился за брата и сестру Генрике, – они ведь ничего плохого не сделали.
Медичи сразу успокоилась.
Маргарита бросила в сторону Анжу благодарственный взгляд, он лишь закатил глаза.
Несмотря на то, что отношения с ним у младших были не самые близкие, он всегда выгараживал их перед королевой. Может, чтобы не слушать пустые нотации, может, чтобы хоть что-нибудь сделать для родственников. В общем, что бы они не натворили, эти двое всегда могли рассчитывать на кое-какую поддержку, если конечно Генрике в неплохом настроении.
Итак, королевская семья, наконец, вошла во врата собора.
Маргарита восторженно огляделась. Она бывала здесь сотни раз, но каждый раз не могла сдержать восхищения при виде этой прекрасной и величественной постройки. Высокие своды уходили куда-то в небеса, загадочным и божественным светом сверкали витражи. В этом великолепии невольно ощущаешь себя маленьким и незначительным.
Франсуа, например, всегда говорил, что его угнетает величина собора, его холодные каменные колонны,
Марго же, напротив, очень любила Нотр-Дам. Здесь она ощущала настоящее спокойствие, Божью благодать. Девушка чувствовала какую-то незримую связь с храмом, который казался ей живым. Он был сильнее многого. Даже пустой блеск и порочность двора меркли перед грандиозностью постройки. Принцесса же ощущала здесь себя полностью зашищённой, наедине с собой и Всевышним. Запах свечей и ладана обволакивал, прекрасное пение хора успокаивало, мессы, которые произносил священник с кафедры, здесь не казались пустыми и скучными. Напротив, каждый раз она находила в них для себя что-то новое.
Многие ходили в собор для вида, напоказ, чтобы лишний раз продемонстрировать себя миру, а во время службы стояли у стен и что-то обсуждали, притом, прикрываясь ложным благочестием. Марго же на самом деле приходила сюда помолиться.
Сейчас, как и всегда, она прошла вперёд и заняла своё место недалеко от одной из колонн, которое находилось близко к кафедре, но, в то же время, в относительном уединении. Она опустилась на колени, прикрыла глаза, губы её зашептали молитву. В этот момент Марго забыла обо всём на свете и, конечно же, не заметила устремлённый на неё горящий взгляд.
Позже, примерно через полчаса, она поднялась на ноги и двинулась в направление исповедальни. Шаги её были лёгкими и совершенно не создавали шума, касаясь каменного пола. Маргарита тихо прошелестела к другой части собора. Благо, никто не отвлекал её.
Исповедальни в Нотр-Даме были устроены так, что не только священнослужитель, но и прихожанин был скрыт от глаз людских. Человек заходил за занавесь, и только там находилось всё остальное, в том числе и перегородка, разделявшая их.
Марго подошла к ряду исповедален и сразу заметила, что крайняя, никогда не занимаемая, по неизвестным причинам, кажется, сейчас открыта. Это она определила по колыханию занавешивающей её ткани. Ей стало интересно и она двинулась туда. Оказавшись внутри, Маргарита огляделась и пришла к выводу, что ничего необычного нет, опускаясь на колени подле перегородки.
– Святой отец, – начала она, – я согрешила, – привычные слова, которые произносились каждый раз, – многие мои прегрешения свойственны людям моего положения, тем не менее я желаю в них покаяться и умолять Господа о прощении.
– Каковы же твои провинности, дочь моя? – послышался глухой голос.
– Их много. Для начала, хочу сознаться в излишествах и расточительности. Двор ежедневно тратит огромные суммы и я виню в этом и себя.
Нельзя сказать, чтобы её это действительно сильно беспокоило. От финансов Марго была далека, но её с самого детства учили, что на исповеди нужно обязательно покаяться в расточительстве. Даже юная и добрая сердцем принцесса была подвержена всеобщей болезни притворства.
– Также мне свойственна и ложь. Я обманываю близких в некоторых вещах, что иногда гнетёт меня, – продолжала она уже от чистого сердца. – Но моим главным грехом является любовь к мужчине, – на этих словах она невольно начала улыбаться, не в силах сдерживать чувства.
Хоть Марго и каялась в грехе, совершенно не собиралась перестать его совершать.
Как только она произнесла эти слова, послышался скрип решётки, а затем знакомый голос произнёс:
– Нет смысла говорить дальше. В твоих словах лишь святость. У ангелов не может быть прегрешений.
И чьи-то сильные руки втянули её туда, где должен находиться священник. Но там явно был не он, в чём Маргарита тотчас же убедилась, вглядевшись в его лицо.
– Генрих?! Что ты здесь делаешь? – изумилась она.
– Тише, – он нежно приложил палец к её губам, – я просто не мог больше терпеть.
Гиз, пользуясь её замешательством, прильнул поцелуем к её губам. Но девушка поспешила отстраниться.
– Сумасшедший! – проговорила она. – Как это понимать? Почему ты в исповедальне?
– Пробрался сюда, чтобы увидеть тебя, – пожал плечами он.
– Но зачем? – поразилась она.
– Мы так давно не виделись! Этот месяц нам вечно приходится разлучаться. Мы не видимся чуть ли не неделями. Рождественские праздники и всё что с ними связано мешают нам! А моим единственным желанием является как можно больше быть подле тебя. Это уже становится какой-то зависимостью.
И впрямь, последнее время видеться было очень сложно. Марго, как и Генрих, должна была присутствовать на множестве мероприятий, также иногда молодому человеку приходилось куда-то ездить по делам.
Встречаться они стали реже и, в основном, мельком, на бегу. К тому же, практически не оставалось мест, где можно было находиться незамеченными. Всё это тяготило влюблённых.
Тем не менее сейчас принцесса была почти возмущена этим безрассудным поступком.
– О чём ты думал?! А если нас найдут?
– Да никогда в жизни! Кто догадается?
Он вновь попытался поцеловать её, но она увернулась.
– Послушай, это же святотатство! Мы в храме!
– Но любовь – не грех.
Маргарите попросту было не найти возражений, да и не очень-то хотелось.
"Гореть потом в аду – так вместе!" – подумала она, отвечая на поцелуй.
– Давай эта исповедальня станет нашим тайным местом, – шептал Генрих, касаясь губами её шеи.
– И что же, мы будем сидеть здесь каждую воскресную мессу, которая проходит в Нотр-Даме? Право же, ты точно безумец.