– Но нет смысла беспокоиться, – успокаивающе улыбнулся Генрике, – мне ничего не угрожало.
– Очень надеюсь, – вздохнула Екатерина, возвращаясь в кресло и кивая Генрике, чтобы он тоже садился.
Устроившись поудобнее, он огляделся. В этих покоях молодой человек бывал очень часто. Украшения из красного дерева, тяжёлые бархатные портьеры, витражи в окнах, монументальная мебель, изящные скульптуры и картины, причудливая решётка на камине – всё это ему нравилось. Вкусы матери и сына во многом совпадали. Итальянская витиеватость и французская утончённость сливалась в этих людях, создавая неповторимое сочетание. Сама Медичи и все её дети предметам искусства уделяли огромное значение. Через них они могли выразить своё видение мира, именно на них готовы были тратить богатства.
– Ты что-то хотел? – осведомилась королева, заметив, что Анжу, задумавшись, уже достаточно долго молчит.
– Нет. Просто пришёл проведать вас, – ответил он, свойственным ему жестом убирая длинную чёлку с лица.
Она внимательно заглянула в его чёрные, такие же как и у неё глаза, и, не приметив в них ничего скрытого, слегка улыбнулась.
– Мне приятно слышать это.
Он бросил взгляд на стопку бумаг, которые лежали на столе.
– Что нового? – осведомился принц.
Лицо женщины тотчас помрачнело, к ней вернулось прежнее раздражение.
– Да вот! Ты только полюбуйся! – небрежным жестом она протянула ему письмо испанского короля.
Быстро пробежав глазами текст, герцог усмехнулся:
– Неужели он и впрямь думает, что мы тотчас же удовлетворим его желания? В таком случае, Филипп просто дурак.
– Про дурака я бы поспорила, – покачала головой флорентийка. – Скорее, он просто слишком упорен в своих убеждениях. А то, во что он превратил религию в своей стране – это уже какое-то безумие. Конечно, ясно, чего он добивается, но истреблять половину населения и губить империю, созданную его отцом, – это страшнейшая ошибка.
– Так как же нам следует поступить, матушка? Отдать ему какие-то позиции? – предположил Генрике. – Это успокоит его на время. Нам нужно сохранять мир не только внутри страны, но и снаружи. Мы ведь должны обратить внимание на угрозы испанцев?
– Ни в коем случае! – ответила Екатерина. – Испания в данный момент реальной опасности для нас не представляет. Пока мы объединены с протестантами – силы наши ничто не позволят ему предпринять. Быть может, Филипп намеренно хочет нас с ними расстроить, тем самым ослабив Францию. Нам же, напротив, нужно укреплять мир.
– При помощи политики веротерпимости? – предположил Анжу.
– Именно. Это правильный путь, потому что сейчас от гугенотов не исходит угрозы. Они довольствуются нынешним своим положением, большего пока не требуют. Их армия ослабла. Для нас сейчас гораздо опаснее католики, которые могут нам мешать. Они считают себя правыми, они сильны – что ещё нужно? В первую очередь, как ты можешь догадаться, нам стоит опасаться Гизов..
Молодого человека аж передёрнуло. Упоминание ненавистного имени породило в душе бурю чувств, начиная от страха, заканчивая желанием мести.
– Вы хотите сказать, что он представляет угрозу для короны?
– Боюсь, что да, – вздохнула Медичи. – Спесивый мальчишка вырос. Теперь перед нами мужчина с армией, силой и амбициями. Семейство его постепенно становится всё могущественнее. Я говорила с кардиналом Лотарингским, ещё на балу, и увидела, что они выпускают зубы. А клыки у Гизов, как известно, отравленные. Я вспоминаю Франсуа де Гиза и боюсь, как бы тот страшный сон не повторился.
– Нет, сейчас Гизы ничего не добьются, – твёрдо заявил герцог, – я вам это обещаю.
– Но что ты можешь сделать? Нам нельзя полагаться только на свои силы. Мы должны объединиться с Колиньи, тогда всё будет в порядке.
– Я с вами полностью согласен. Гугеноты сейчас недостаточно сильны, чтобы стать угрозой для престола, но достаточно многочисленны, чтобы дать отпор Гизам.
– Только следует убедить протестантов в том, что им выгодно поддерживать нас, что бы не случилось. И сделать это будешь ты.
– Я? Почему?
– Мне они не доверяют, боятся. А у тебя прекрасные дипломатические способности, ты сможешь их убедить.
Генрике кивнул. Он был даже горд тем, что ему поручают дело такой важности. Мать полностью доверяла ему все дела государства это не могло не льстить принцу.
К тому же, слова Екатерины воплощали именно то, о чём в последние дни нередко задумывался он сам. Необходимо пойти на уступки протестантам – тогда у них будет союзник. И тогда Гизы уже ничем не смогут им навредить.
– Ты опять хмур, – Мари печально повела плечом, устремляя взор за окно.
Там виднелся Париж с его высокими башнями, тонкими шпилями, красной черепицей. Узенькие улочки были наводнены толпами людей, которые сновали туда-сюда.
– Нет. Ничего такого, – отозвался Гиз, который сидел за столом и писал письмо.
Он не поднимал глаз на сестру, будучи полностью поглощённым своим занятием. Или же просто не хотел обращать на неё внимание.
– Поговори со мной.
– Прости, я занят.
– Но раньше у тебя всегда было время для меня! – она капризно надула губки.
– Раньше на мне не лежали заботы обо всём семействе, – хмыкнул Генрих.
– Дядя же помогает тебе!
– Он в отъезде во Фландрии и вернётся только через месяц.
– А наш брат Карл?
– Шатается по Франции, пытаясь тем самым доказать свою значимость. Но это только на руку. Хотя бы не мешает мне. Про других родственников тоже можешь не спрашивать.
Девушка тяжело вздохнула.
– Всё это отговорки. Просто ты по-прежнему обижен на меня.
Генрих, наконец, поднял голову, откинулся на спинку кресла и внимательно на неё взглянул.
– Тебе что-то нужно? Зачем ты приезала сюда из Лувра?
– За книгой.
Это звучало смешно, поскольку в королевском дворце в огромной библиотеке были собраны практически все произведения, которые когда-либо во Франции печатали.
Мария-Екатерина подошла к шкафу и достала оттуда дорогой переплёт "Легенды о Тристане и Изольде".
Им с Генрихом нередко читали эту историю в детстве. Они обожали её.
– Ты знал эту книгу наизусть, – промолвила она.
– Ты помнишь?
– Да.
Ей казалось, что подобные тёплые воспоминания должны были заставить его улыбнуться. Притянуть к себе сестру, как он обычно это делал, посадить себе на колени и бархатным голосом начать читать, раскрыв книгу. Но этого не произошло. Герцог по-прежнему сидел, скрестив руки на груди, и отводил взгляд.
Мария-Екатерина знала в чём дело. Хоть они и договорились, времени прошло слишком мало.
– Я люблю его, – неожиданно произнесла она.
Ей казалось, что сейчас он поймёт её и всё будет хорошо. Ведь Гиз осознавал, что такое любовь. Но он не понимал её любовь к его врагу. Не хотел видеть в своей любимой сестрёнке взрослую женщину, которой она стала.
– Да. Я понимаю. И что дальше? – Генрих попытался изобразить безразличие.
– Ты должен простить меня.
– Я простил.
– Нет, ты так на меня смотришь, что мне кажется, будто ты желаешь прожечь меня взглядом!
– Отнюдь. Ничего такого. У нас ведь договор.
– Но родственные отношения на договорах не строятся!
Он молчал. Да, они договорились, что ни одной душе не станет известно про него и Марго. Взамен он не будет препятствовать отношениям Мари и Анжу. Но Генрих знал, что принц не слишком постоянен, он не любил этого человека, презирал его. И ещё он понимал, что она права. У них договор, но это не основа их братской любви. Нужно большее. Полное прощение и понимание.
Этого же Гиз не мог ей дать. У него никогда ни с кем из семьи идеальных отношений не было. Гизы всегда были крепкими, держались вместе, друг за друга, но чувства они могли испытывать противоречивые. Все признавали превосходство Генриха, но вокруг него всегда была какая-то стена. Раньше ему казалось, что Мари её преодолевает. Сейчас же увидел, что нет. Её он тоже не смог до конца понять. Он простил, но не смирился. Однако, нельзя было позволять в душе расцветать чувству ненависти к Анжу. Он обещал сестре, что не тронет его. К тому же, из ситуации можно было извлечь выгоду.