Ми-26.
В конце сезона мы все больше времени проводили у факела, (в факеле горел газ, появляющийся в процессе добычи и переработки нефти). Возле него температура было высокой и мы снимали куртки, теплые штаны и грелись на горячем песке, словно на пляже, загорали, грелись один раз даже закопали Эдика в песок как на настоящем пляже. Когда идешь к самому факелу поближе даже через обувь чувствуешь, насколько горячий песок (зимой вокруг факела цветут цветы, настолько там тепло), в метрах 30 от факела, останавливаешься дальше идти просто не возможно, и ты отступаешь. После отдыха на пляже трудно возвращаться на суровый север.
Факел.
Один раз на отдыхе мы оставили спящего бойца, ради шутки положили ему на грудь записку и ушли, он проснулся, а рядом ни кого, как говорил потом перепугался, что его оставили на работе.
Факел всегда у Ванкоровцев занимал особое место, на БоГЭС были тотемы, на Ванкоре факел. Который не прерывно сопровождал каждого бойца круглосуточно, вот на этот огонь и правда можно смотреть вечно. Сам часто залипал на него, особенно в вахтовом поселке, сядешь, смотришь и, мысли в голове реально встают в один стройный ряд.
Работа на Ванкоре как и в Сочи многих начала менять, и все новички, раскрылись. За месяц, как и говорил, переболели буквально все, но, как и в Сочи, мы стойко перенесли все лишения, и гордо прошли по Ванкору.
Факел ночью.
В представлении большинства тундра – это однообразная безжизненная равнина, скудная растительность, множество комаров и другие пугающие неприятности. Признаться, и я был того же мнения о тундре до тех пор, пока сам не провел этот месяц там. И был покорен красотой северного лета. Тундра – это пышный зеленый ковер мха и заросли карликовой березки, ласковое незаходящее солнце, нескончаемый гомон птичьих стай, яркие россыпи "северной малины" – морошки, грибные колонии на солнцепеках, а главное – неисчислимое множество озер, служащих также пристанищем и для водоплавающих птиц. Ради этого стоило ехать и лететь тысячи километров.
Лето здесь очень коротко, всего два неполных месяца, и природа как бы торопится воспользоваться теплом, светом и солнцем. Эта воистину "золотая пора" вступает в свои права стремительно, цветы распускаются, не дожидаясь, пока растает снег. Огромные залежи снега в каньонах тают прямо на глазах, холодные и чистые воды наполняют реки, делая их бурными и многоголосыми на перекатах и водопадах. (А. Егоров)
Мы достаточно долго держались, и не спускались в тундру, видно боялись штрафов, но тундра каждый день нас манила к себе, и, в конце концов, победила, к концу месяца мы уже свободно гуляли по ней, кушали ягоду, и удивлялись ей красоте.
Самое красивое время суток в тундре – это рассвет. Он открывает перед глазами бескрайние просторы этого природного ландшафта. Равнина, бесконечная безлесная равнина. Наверное, человеку, живущему среди лесов, она будет казаться огромной пустыней. Это суровая северная природа, в ней нет ничего лишнего. Но именно поэтому она прекрасна.
В тундре растут кустарники, иногда низкие деревца, а на земле – подушка из трав, мягкого мха, лишайников. Эти растения тесно переплелись между собой, чтобы проще было выжить. Часто они скрывают болото, так что в эту мягкую подушку легко провалиться.
Морозов Эдуард, боец.
Тундра, охота за ягодой.
Черника.
Обычная лужа.
Утро в тундре.
Такая разная она.
В отряде.
Жизнь в вагончиках чем-то напоминала жизнь в общаге в Сочи. Да и сам распорядок дня был похожим, после работы столовая, которая нужно отметить была по сравнению все с теми же Сочами просто ресторан. Нам выдавали наличные деньги, за которые мы и питались, выбор был огромным, поэтому можно смело сказать питание это сильная сторона Ванкора. Еще в столовой стоял телевизор, единственная связь с большой землей, почти весь август шла олимпиада, так, что столовая порой напоминала спорт бар. После работы нас так же ждал душ, очередь, в который порой была не меньше той, что была в столовую. А потом мы уже собирались как правило в нашей комнате и занимались отрядными делами. Почему собирались в нашей комнате? Да всё просто – в ней было веселее всего, да и жили в ней старики. А еще причиной было то, что в комнате Кузьмина (другой вагончик) жили холодные Минусинские парни, которые постоянно включали обогреватель, а в совокупности сушки носков все в той же комнате существование в ней казалось весьма сомнительным мероприятием, в других же комнатах жили новички и мы не собирались в них. Комнату Кости мы превратили в подобие репетиционки и в ней писались и репетировались наши песни.