Несколько магических огней попали в драконьего наездника — Гарлик это тоже увидел. Красный дракон взревел, отчаянно захлопав крыльями, и повернул назад. Зелёные огни жалили огнедышащего монстра, а его громкий рёв заглушал даже ржание обезумевших лошадей. Гарлик в оцепенении проводил взглядом дракона, который, вырвавшись из тучи огней, вихляя и периодически теряя высоту, скрылся в сумеречном небе.
Высшие колдуньи, увидев, что их атака не добыла им ценный трофей, пришли в ярость. Одна из старших сестёр, неосторожно что-то сказавшая Хозяйкам, в мгновение ока превратилась в истекающую гноем статую. Не успела несчастная рухнуть на землю в виде груды костей, как младшие и старшие сёстры бросились врассыпную — подальше от разгневанных Хозяек. Шаманы срочно нашли дела в других местах. Даже погонщики гиенн спрятались за своих подопечных, а сами рослые горбатые псины перестали рычать и поджали хвосты. Гарлик подумал, что его далеко идущие планы по установлению более близких контактов со светловолосой Силлит никогда не исполнятся, если сейчас он останется торчать около разгневанных Хозяек. А потому шаман велел бездушному следовать за ним и поспешил в расположение воинов Джагатая. Эмир терпеть не мог ни шаманов, ни колдуний, но лучше выдержать пару пренебрежительных взглядов и выслушать несколько оскорблений, нежели превратиться в склизкую жижу.
Бездушный шагал вслед за Гарликом. Шаман в раздражении остановился и вытянул раба плёткой.
— Шевелись, скотина! Беги впереди меня.
На спине и плече бездушного тут же вздулся рубец, но раб даже не поморщился и послушно выполнил приказ. Гарлик ухмыльнулся и поиграл плёткой, которую завёл не для наказаний, а чтобы лишний раз показать прочим, что у него есть бездушный. Впрочем, даже обладание бездушным рабом не спасло Гарлика от плевка, которым наградил его один из проезжавших мимо военачальников Джагатая.
— Чего тебе здесь нужно, шаманское отродье? — отрывисто спросил тысячник и смачно харкнул.
Разумеется, плевок попал в шамана. Сопровождавшие командира воины заухмылялись. Гарлик подавил бешенство, вскипевшее в груди, и смиренно ответил:
— Я иду проверить, достаточно ли в кострах противочумного снадобья.
— Надо же, — усмехнулся тысячник. — А я думал, что ты просто сбежал подальше от этих безумных женщин. Проверяй. Если кто-нибудь из моих людей подхватит вашу клятую чуму, я лично с тебя живого шкуру спущу.
Воины уехали. Шаман стёр плевок с одежды и поклялся припомнить это высокомерному воину. Когда-нибудь.
Гунвальд мрачно посмотрел на кромку своего меча — зазубрин на ней больше, чем у собаки блох. Надо заняться оружием, иначе в один непрекрасный момент он окажется обладателем сломанного меча и умрёт лап от вонючих хивашских зомби. Каршарец достал оселок и принялся механически водить камнем по острию.
Гунвальд за неполные три десятка лет участвовал в сотнях боёв. Это были поединки один на один, схватки с несколькими противниками, а пару раз ему приходилось драться в полном окружении врагов. И могучий каршарец всегда выходил победителем — иногда раненым, но чаще — целым и невредимым. Гунвальду не раз приходилось терять боевых товарищей. Он не мог вернуть их к жизни, но мог отомстить за их смерть. И он мстил.
А сейчас он не смог отплатить врагам за смерть Дилля. Сотни полторы полуразложившихся мертвецов, которые были порубаны на куски могучим варваром, не считались — они всего лишь неживые рабы своих мерзких хозяев. Гунвальд должен убить того, кто убил его друга. А добраться до шаманов и колдуний каршарец пока не мог.
Узнав, что Дилль в сопровождении отряда вампиров выбрался за стены города, чтобы уничтожить лича, и, выполнив задачу, погиб, Гунвальд пришёл в дикую ярость. Он рванулся к воротам, чтобы мечом прорубить себе путь до хивашского лагеря и уничтожить клятых колдуний. Гунвальд погиб бы — или от мечей вампиров, охранявших ворота, или его разорвали бы толпы зомби, или нашпиговали бы стрелами хивашские конники. От самоубийственного поступка его спас не кто иной, как Вальдор. Здоровенный вампир так двинул кулаком в челюсть каршарцу, что могучий варвар рухнул, как подкошенный.
Когда Гунвальд пришёл в себя, Вальдор поинтересовался, желает ли каршарец повторить или всё же подчинится голосу разума. Гунвальд, уже поостыв, с горечью сказал:
— Ты не дал мне отомстить хиваши за смерть друга.