— Лорд Фок! — воскликнул он, увидев Лайма. — Что вы делаете в Белл-Глене? Нам не сказали, что вы приехали. Вы… вы не должны здесь оставаться.
Именно поэтому барон оставил своих людей в замке Эшлингфорда и отправился в деревню в сопровождении одного араба.
— Где леди Джослин? — не теряя времени на объяснения, спросил он.
— В дальнем доме. Вместе с сыном и Эммой, — ответил священник.
Лайм окликнул Ахмеда и решительно зашагал к дому, указанному святым отцом. Переступив порог, он сразу увидел Эмму, которая лежала на первой от двери кровати и, отвернувшись к стене, казалось, спала. На следующей постели мужчина заметил Оливера. Рядом с ним, опустившись на колени, неподвижно застыла Джослин. На ее плечи были небрежно накинута накидка, тяжелые пряди ее черных волос спадали на спину. Склонившись над сыном, она что-то тихим голосом говорила ему.
Подойдя ближе, лорд Фок смог разобрать слова.
— Мама здесь, мой хороший, — шептала женщина, не осознавая, что они уже не одни в комнате. — Спи, мой дорогой.
Отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, заставило сердце Лайма сжаться от боли. Он понимал, что Джослин не верила в выздоровление сына, потому что еще не встречала никого, кто переболел бы чумой и остался в живых. Понимал он и то, что единственным человеком, способным спасти мальчика, был Ахмед.
В следующее мгновение барон услышал за спиной осторожные, почти бесшумные шаги, звук которых быстро заглушил детский голосок.
— Жарко… жарко, — простонал Оливер, пытаясь ногами сбросить с себя одеяло.
Джослин окунула кусок ткани в чан с водой.
— Т-ш-ш, — прошептала она, протирая влажной тряпкой лицо мальчика. — Т-ш-ш.
Тяжело вздохнув, ребенок затих.
Тем временем Лайм приблизился к Джослин. Его тень уже нависла над ней, но она так и не оглянулась. Возможно, женщина решила, что пришел один из монахов, а, может, была настолько поглощена мыслями об Оливере, что не замечала ничего вокруг себя.
Остановившись, мужчина осторожно положил руку на ее плечо.
— Джослин, — тихо позвал он.
Почувствовав прикосновение его пальцев, молодая мать моментально напряглась и замерла неподвижно. Прошло немало времени, прежде чем она, наконец, повернулась.
На ее лице Лайм увидел следы бессонных ночей: кожа побледнела, под глазами образовались темные, как пепел, круги. В ее глазах застыла такая скорбь, что они, потемнев, почти потеряли прежний янтарно-зеленый цвет. Джослин уже, видимо, оплакивала утрату сына.
Мужчине безумно хотелось заключить ее в объятия и прижать к себе, но чутье подсказывало, что сейчас она могла оттолкнуть его.
— Я привез человека, который сможет помочь Оливеру, — сказал он. — И остальным.
Не вымолвив ни слова, женщина продолжала смотреть на него невидящим взором.
Желая вернуть ее к реальности, Лайм присел рядом с ней и, взяв за плечи, повернул к себе.
— Ты слышишь меня, Джослин?
Казалось, что она не понимает его слов. Затем ее ресницы задрожали.
— Что ты здесь делаешь? — сдавленно спросила обезумевшая от горя мать.
— Я привез человека, который может помочь Оливеру, — повторил Лайм, указывая на Ахмеда.
Джослин перевела взгляд на лекаря. Но при виде араба в мусульманских одеждах на ее лице не отразилось ни удивления, ни заинтересованности, потом она повернулась к кровати и снова уставилась на Оливера.
— Пообещай мне, что он не умрет, — попросила женщина, но в ее голосе не прозвучало ни нотки надежды.
До сих пор Лайм неосознанно избегал смотреть на Оливера, словно боясь возродить воспоминания о недавних похоронах Майкла. Но сейчас он заставил себя взглянуть на детскую фигурку, беспомощно распростертую на тюфяке. Его сердце, которое еще год назад не знало никаких чувств, кроме ненависти и гнева, сжалось от боли. Оливер так напоминал Майкла! И хотя нарывов на теле незаконнорожденного сына Мейнарда было гораздо больше, мужчине хотелось закричать от бессилия, когда он увидел, как мучается ребенок.
— Ты можешь мне это пообещать? — поворачиваясь к Лайму, спросила Джослин.
— Не могу, — неохотно ответил он. — Но мы должны попытаться спасти его.
Не сумев подавить желание прикоснуться к ней, мужчина протянул руку и обхватил пальцами ее подбородок.
Джослин, словно ужаленная, отпрянула от его руки и резко выпрямилась.
— Конечно, разве тебя волнует, что мой мальчик так страдает? — воскликнула она срывающимся от отчаяния голосом. — Тебе осталось лишь подождать, пока Оливер умрет. И тогда все будет, наконец, принадлежать тебе. — Молодая вдова выразительно взмахнула руками. — Все.
Ее слова глубоко ранили Лайма. Охваченный вспышкой раздражения, он медленно выпрямился.
— Ты же знаешь, что мне нужно не это, — старательно сдерживая гнев, сказал барон.
— Не это? Но ведь ты всегда хотел стать владельцем Эшлингфорда, к этому стремился всю жизнь. Скоро твоя мечта сбудется.
Нет, Джослин не думала так, как говорила. Страх и отчаяние затуманили ее разум. Ослепленная горем, она не отдавала отчета своим словам. Лайм с трудом сдерживал обиду и гнев.
Женщина устало уронила голову на руки.
— Ты победил, Лайм Фок, — вымолвила она. — Теперь ни Мейнард, ни Иво не смогут тебе помешать. Теперь Эшлингфорд твой.
В комнате воцарилась гробовое молчание. Кровь бешено стучала в висках мужчины.
— Неужели ты действительно думаешь так, как говоришь? — охрипшим от волнения голосом спросил он. — Неужели веришь, что я способен желать смерти ребенку ради того, чтобы получить Эшлингфорд?