— Ты никогда не перестанешь меня удивлять! Венеция ответила ему весьма красноречивым взглядом, — Чтобы я могла продолжать удивлять тебя, не скажешь ли ты мне, как мы отсюда выберемся?
— Очень просто: я собираюсь спуститься вниз и покончить с ними. — Хэзард не спускал глаз с лесочка, где укрылись люди Стрэхэна. — У нас нет воды, нет еды, мы не можем оставаться здесь долго. Они могут ждать сколько угодно: у них есть время. А у нас его нет. Когда Янси не обнаружит нас в карете, он понесется сюда с удвоенной скоростью. Если у меня все получится, мы доберемся до охотничьих угодий племени лакота через четыре часа, а оттуда недалеко до дома. Но тебе придется меня прикрыть. Стреляй без промаха!
Хэзард так легко и бесшумно спустился вниз, что Венеции показалось, что он буквально растворился в воздухе. Положив ружье на большой валун, она устроилась так, чтобы можно было наблюдать за пейзажем внизу, но при этом не высовываться. Минут десять она не слышала ни единого звука и не видела ни единого движения, хотя точно знала, что Хэзард уже на берегу.
Внезапно Хэзард вылетел на открытое место между рекой и скалой. Оба мужчины вскочили на ноги, ошарашенные его неожиданным появлением, и Венеция начала наводить ружье. Наконец ей удалось взять на мушку мужчину слева от Хэзарда. Времени на раздумья не оставалось. Она выстрелила в ту самую секунду, когда Хэзард перекатился на правую сторону, разрядив оба своих «кольта» в человека, стоявшего перед ним.
Вороны и вьюрки громко выразили свое негодование неожиданной стрельбой, а потом наступила мертвая тишина. Когда дым рассеялся, Хэзард, держа оружие наготове, убедился, что все их противники мертвы. Он повернулся к Венеции, стоявшей на вершине на фоне ярко-синего неба, помахал ей рукой и послал воздушный поцелуй.
Через десять минут они уже ехали на северо-запад, ведя за собой еще четверку лошадей с запасом еды, оружием и патронами. Этого им должно было хватить, чтобы доехать до дома. Венеция переоделась в кожаные штаны, которые Хэзард купил для нее на последней почтовой станции, и чувствовала себя очень комфортно на индейской лошадке, когда-то принадлежавшей полукровке Хайду.
— Я всегда буду рад взять вас с собой в качестве подкрепления, мисс Венеция. — Хэзард с улыбкой разглядывал ее новый наряд и наслаждался экзотической красотой своей жены. Они ехали бок о бок по лугам, заросшим бизоновой травой, легкий ветерок обдувал их лица. — Если бы я знал, что бостонские леди из высшего света настолько хорошо владеют оружием, я бы относился к ним более серьезно.
— К вашему сведению, остальные леди вовсе не так хорошо стреляют, — заявила Венеция с высокомерием настоящей светской дамы из Бостона. — Я, мистер Блэк, единственная в своем роде!
— Не буду с тобой спорить, биа, — Хэзард протянул руку и ласково погладил ее по щеке. — Ты единственная и неповторимая.
Он улыбнулся, и Венеция улыбнулась в ответ. Они были в мире с самими собой, в мире с окружающим, хотя вот-вот должны были въехать на вражескую территорию. В течение следующего часа они неторопливо беседовали, обсуждая предстоящее путешествие по землям индейцев лакота, но по молчаливому уговору никто из них не строил планов на будущее. Янси был еще жив, Голубой Цветок ждала в горной деревне возвращения своего жениха, Венеция потеряла свое Наследство, а Хэзард знал, что ему потребуется не одна неделя, чтобы возобновить работу на шахте. Но сейчас они были счастливы, и ничто не могло этому помешать.
Когда Паудер-ривер осталась позади, Хэзард объявил, что теперь они будут двигаться только днем, потому что лакота имеют обыкновение нападать по ночам. Он знал все укрытия в пещерах, поэтому при разумной осторожности им ничего не грозило, и все-таки Хэзард почти не спал, оберегая сон Венеции. Он размышлял о том, как она вошла в его жизнь и все изменила, думал о своем ребенке, которому предстояло жить совсем в другой Монтане. За последние три года на земли индейцев переселилось больше белых, чем за последние триста лет. И когда кончалось золото, уезжали рудокопы, а фермеры оставались.
Пока Большая Медведица поворачивалась вокруг Северной звезды и ночь уходила на запад, Хэзард всматривался в темноту и прислушивался к ровному дыханию женщины, которую он любил. Он думал о том, сколько еще продержится его народ, пока не настанет день, когда новое поколение индейцев абсароки родится в неволе. И тогда Хэзарду становилось грустно. Он опоздал родиться, и ему не суждено было прожить жизнь так, как прожили ее его предки. Он родился слишком поздно, чтобы познать то счастье, которое познал его отец, — жить на плодородной земле, где ходят бесчисленные стада бизонов…
Ближе к рассвету, когда Хэзард понимал, что эти проблемы ему не решить, он задумывался о своих собственных. И главная из них была связана с Голубым Цветком, его невестой.
43
Через четыре дня эта проблема встала перед ним во весь рост, когда они с Венецией въехали в деревню, усталые, но живые. Хэзард дошел почти до полного изнеможения: практически целый месяц он спал урывками и так ослабел, что стал более раздражительным, чем обычно. Он надеялся, что им удастся добраться до его вигвама и выспаться, прежде чем ему придется объясняться с Голубым Цветком. Но когда они подъехали к вигваму, Голубой Цветок уже ждала его на пороге. Она была одета очень нарядно, как и подобает юной невесте, и приветливо улыбалась. Собрав последние силы, Хэзард вполголоса обратился к Венеции: