— Клери!..
Она обернулась на пороге. Неизвестно, зачем, но ей очень хотелось бы сейчас узнать его мысли. Он стоял, руки в карманах, здоровенный, плечистый, и лица уже не было видно в сумраке.
— Клери, я даже не знаю, когда я перестану им быть. Если вообще перестану.
Глава 6
У «Москито» заканчивалась пленка.
Сии птенцы гнезда «Де Хэвилленд»[5] единственные из британских самолетов могли до середины войны летать над вражеской территорией днем без прикрытия истребителей. Деревянная двухмоторная машина без вооружения вызвала когда-то настоящий шок у бравых английских военных, породив прозвище «Мечта термита».
Разведчик сверху был окрашен оливковыми и серо-голубыми пятнами, снизу в цвет «утиных яиц» и теперь почти сливался с пейзажем. В низких облаках его покачивали с крыла на крыло порывы предгрозового ветра, и капли усеивали сине — красные круги на плоскостях, но тотчас же их уносило воздушным потоком. Осталась последняя кассета.
— Ну, домой, «Мосси»[6]? — Командир без особой приязни оглядел затянутые серою хмарью небеса. Погода портилась все сильнее.
— Вон, поглядим на ту долинку. Кажется, я видел какие-то строения. На карте там что-нибудь есть?
— Мы еще не снимали тот район. Думаешь, наци устроили кемпинг?
«Мосси» нырнул ниже, мерно рокоча двигателями. Двое в кабине не знали о полученном внизу приказе — ни в коем случае не демаскировать себя. Зенитчики тихонько сквернословили у орудий, но стволы молчали. Пройдя над долиной, фоторазведчик отщелкал остатки пленок и повернул домой, в Англию.
— А ведь там — замаскированная полоса, Дик!
— Еще один аэродром подскока[7]?
— Да не похоже. Ни одного самолета не видел.
— Может, только построили. Или уже бросили.
— Может и так.
Но пристальный взор фотоаппаратов смог различить больше, чем усталые глаза летчиков.
— Отправьте кого-нибудь на объект. Хоть какая-то информация нужна. Может быть, это то, о чем они так орут на весь мир.
— Сэр, мы пока не можем забросить новых агентов туда.
— В чем дело?
— Вот уже месяц, как меры безопасности у немцев усилены по неясной причине. Боюсь, что пока внедрение невозможно — все прибывшие в район берутся на подозрение. Слишком рискованно.
— Есть у вас там законсервированные агенты? Чтобы подходящего профиля?
— Можно поискать, сэр.
Шелест бумаги, запах сигарного дыма. Кто-то закашлялся.
— Есть R325/16, сэр. Вы его помните, Уэйн.
— А-а! Хороший парнишка. Из коммандос! Годится, я думаю…
Почему-то в то утро Виктору не спалось. Он проворочался до шести часов, потом встал, напился в ванной из-под медного крана. Взял из угла дряхлую, неизвестно кем забытую гитару. Уставился в пустоту неживыми глазами. Тихо, мягко рука коснулась струн (с басов возле грифа почти полностью отвалилась проволочная оплетка), и еле слышно он даже не запел, зашептал.
Уэйн встал в шесть тридцать, как приучился в Африке, побрился начисто, потом провел по щеке. Прошел к столу, взял недопитую бутылку бренди, плеснул на ладонь и протер подбородок. После быстро сделал несколько гимнастических упражнений и оделся, как одеваются рабочие. Вспомнив о родовом поместье, Джек усмехнулся, — там бы его уже ждала ванная. Ко всему человек привыкает — он доказал себе это в пустыне. Расчесывая добела выжженную тропическим солнцем шевелюру, Уэйн готовился к разговору с человеком, который стал ему так нужен после приказа центра, что дошел к агенту дальними окольными путями. Соваться в одиночку в пасть гитлеровцам — безумие. Нужны подготовленные, надежные люди, хотя бы трое-четверо. Черт бы взял этих бульдогов из Лондона! Джек, как все ветераны, терпеть не мог манеру начальства давать указания по принципу: «Сделай как хочешь, или сдохни!»