Человек, который когда-то был лучшим другом его отца, сделал два длинных шага, затем взмахнул сверкающей катаной[7] по идеальной дуге к обнаженной шее отца. Удар головы отца мальчика о татами заставил барабанную дробь замолкнуть.
Но мальчик продолжал смотреть. Наблюдал, как багровая струя вырвалась из сгорбленного тела отца, миновала край циновки и разлилась на серые камни за ней. В нос ударил запах свежей крови – смесь теплого металла и морской соли. Он ждал, пока тело его отца понесли в одном направлении, а голову – в другом: выставить напоказ в качестве предупреждения.
Ни один намек на измену не будет прощен. Даже шепот.
Все это время к мальчику никто не подходил. Никто не смел заглянуть ему в глаза.
Бремя стыда обрело форму в груди мальчика, став тяжелее любого веса, который он когда-либо мог вынести.
Когда мальчик наконец повернулся, чтобы покинуть опустевший двор, его взгляд упал на скрипящую дверь рядом. Няня, одна рука которой соскользнула со щеколды, а вторая сжимала два игрушечных меча, встретила его немигающий взгляд. На мгновение она покраснела.
«Никогда не отводи взгляд».
Няня смущенно опустила глаза. Он наблюдал, как она быстро повела мальчика и девочку через деревянные ворота. Они были на несколько лет младше его и, очевидно, из богатой семьи. Возможно, дети одного из присутствовавших сегодня самураев. Мальчик поправил тонкий шелк воротника своего кимоно и пронесся мимо своей няни, ни разу не остановившись, чтобы обратить внимание на сына предателя.
Девочка, однако, замерла. Она дерзко уставилась прямо на мальчика, ее лицо все время меняло выражение. Потерев нос тыльной стороной ладони, она моргнула, мимолетно окинула его взглядом, а затем остановила глаза на его лице.
Он посмотрел в ответ.
– Марико-сама![8] – заругалась няня. Она шепнула что-то девочке на ухо, а затем потянула ее за локоть.
Тем не менее взгляд девочки не дрогнул. Даже когда она проходила мимо лужи крови, потемневшей на камнях. Даже когда ее глаза сузились от понимания.
Мальчик был благодарен, что не увидел в ее взгляде сочувствия. Вместо этого девочка продолжала изучать его, пока няня не увела ее за угол.
Его глаза вернулись к небу. Он высоко запрокинул подбородок, не обращая внимания на текущие слезы.
«Вначале было два солнца и две луны».
Однажды победоносный сын восстанет… И предаст огню всех врагов своего отца.
Иллюзии и ожидания
На первый взгляд все казалось правильным.
Элегантный паланкин. Покорная дочь. Оказанная честь.
Затем, словно в насмешку над ней, паланкин Марико дернулся, из-за чего она ударилась плечом о стенку норимоно[9]. Его выпуклые перламутровые вставки, несомненно, оставят синяк. Марико глубоко вздохнула, подавляя в себе желание начать ворчать в темноте, как злобная старуха. Запах лака норимоно наполнял ноздри, напоминая о леденцах «Борода дракона», которые она любила в детстве.
Мрачный, приторно-сладкий гроб, несущий ее к месту последнего упокоения.
Марико глубже зарылась в подушки. Ничто в путешествии в столицу империи Инако не шло гладко. Ее конвой отбыл позже, чем намечалось, и они слишком часто останавливались. По крайней мере, сейчас – по тому, как норимоно накренился вперед, – Марико могла заключить, что они двигались вниз по склону. Это означало, что они миновали холмы вокруг долины и преодолели уже половину пути до Инако. Она откинулась назад, надеясь, что ее вес поможет сбалансировать паланкин.
Как только она устроилась, норимоно внезапно остановился.
Марико приподняла шелковую занавеску, закрывающую маленькое окно справа от нее. Сгущались сумерки. Лес перед процессией утопал в тумане, деревья казались зазубренными силуэтами, вонзающимися в серебристое небо.
Когда Марико повернулась, чтобы обратиться к ближайшему солдату, в поле зрения появилась молодая служанка.
– Моя госпожа! – выдохнула девушка, прижимаясь к стенке норимоно. – Вы, должно быть, голодны. Это моя оплошность. Пожалуйста, простите меня за невнима…
– Здесь нечего прощать, Тиё-чан[10]. – Марико добродушно улыбнулась, но глаза служанки по-прежнему были полны беспокойства. – Это не я остановила конвой.
Тиё низко поклонилась, цветы в ее импровизированной прическе съехали набок. Когда она снова выпрямилась, служанка протянула Марико аккуратно завернутый сверток с едой. Затем Тиё вернулась на свой пост рядом с паланкином, задержавшись лишь для того, чтобы вернуть Марико теплую улыбку.