Я отошла от перил, оказавшись в длинном пустом коридоре. Хозяева оставили жилыми лишь два этажа, остальные закрыли в целях экономии, и уволили почти всех слуг, что сейчас играло мне на руку. Можно было незаметно подкрасться к покоям супругов и подслушать нечто интересное. Наверное, даже хорошо, что мучаясь бессонницей и тревогой, я решила перед сном побродить по дому своих предков. Наконец, вернулась в комнату. Небольшую, со следами былого уюта с минимумом необходимой мебели. Когда-то здесь, наверное, было хорошо. Но не теперь.
В глаза тут же бросились вещи, которыми со мной поделилась леора сент Маар. Из всего этого на себя можно было бы надеть лишь ночную сорочку и пеньюар, ведь ночью, в моей комнате их вряд ли кто-то сможет увидеть. Все остальное казалось слишком… слишком.
Чужой дом, чужие вещи, чужие люди, которые никогда не станут мне близкими. Наверное, я даже упрекать их не имела права — они жили, как умели. Как могли и были довольны и счастливы. А тут я, принесшая им лишь ненужные проблемы. И затраты.
Я вздохнула, бросив взгляд в зеркало на себя, облаченную в ночную сорочку, полностью прозрачную, настолько короткую, что она едва прикрывала зад, с ворохом рюшей и кружев. Что же, будем работать с тем, что есть.
Нужно было действовать быстро, пока новоиспеченные родственники не взялись за меня всерьез. А, учитывая хватку моей тети, я уже через неделю вполне могу оказаться отданной какому-нибудь богатому леору. И не факт, что замуж.
Меня слегка покоробило, но я взяла себя в руки и, подавив желание тут же бежать, начала мыслить здраво. Бежать — это выход. Вот только куда и на какие средства? В голову пришла мысль о колье, подарке мужа, но я тут же отмела эту идею. Отбросив сантименты, и включив режим выживания, я столкнулась с определенными трудностями. Нужно знать, кому и где можно продать эту вещь. При этом после получения денег уйти живой и не ограбленной. Но я никого не знаю, никому не могу верить. Если только… Мысль свернула в нужное направление, отчаяние понемногу отступало.
— Наверное, я могла бы вам заявить, что хочу защищать свою новую Родину, что чувствую ответственность за ее народ. Но это будет ложью. Я хочу защитить себя. Мне страшно, я чувствую, что здесь, мне не будет ни счастья, ни покоя. Мои родственники… специфичны, и я не могу найти с ними общий язык. Я же всегда мечтала стать настоящим целителем, и теперь, когда у меня больше ничего не осталось, хочу, чтоб сбылась хотя бы эта мечта.
Док молчаливо пил свой чай, время от времени поглядывая на меня. Не знаю, произвела ли моя сумбурная речь на него какое-то впечатление. Хотелось верить, что да. Даже если док сейчас назовет меня ненормальной и прогонит, у меня останется шанс записаться в армию и пойти целителем на общих основаниях. У меня нет документов, я не училась быть целителем, как это принято в Каганате. Но, надеюсь, что моя практика в лечебнице чего-то стоит, и я действительно смогу кому-то помочь.
— Возможно, прозвучит странно, но я тебя понимаю. Мы, целители слишком порывисты и эгоцентричны, чтобы учитывать мнение общества и существовать по его законам. Мы те, кто мы есть, и данная нам власть сохранять жизнь, накладывает ответственность, но дает и некоторые права. Право жить на острие, гореть ярко, сгорать быстро. Твоя сила — это твое бремя. Сможешь ли ты его нести? Способна делать выбор, трезво оценивая свои возможности и шансы? Готова идти до конца, рискуя всем?
Мы сидели в его доме, куда я смогла вырваться из-под бдительного ока леоры Эммы. Визит к знакомому целителю она сочла приемлемым, чем я с радостью воспользовалась. Не сразу решилась вывалить на малознакомого человека то, что меня тревожило уже несколько дней. Хорошим стимулом стало известие радостной тетки о госте, приглашенном к нам на ужин. По ее сияющему лицу можно было предположить, что она готовится получить огромное наследство. Не хотелось думать, что этот гость приглашен исключительно из-за меня.
— У меня нет иного выбора, — призналась я, забыв о чае, захваченная одним стремлением — убедить дока, во что бы то ни стало мне помочь, — там, в Союзе я нарушала правила, чтобы спасать людей. И если бы об этом узнали… Наверное, я бы рядом с вами тут не сидела. Я рада, что в Каганате могу не скрывать то, кто я есть. И теперь, когда война на пороге, мои силы и умения спасут чью-то жизнь. Главное, чтобы это было как можно дальше от столицы.
— Наша сила дает нам большие возможности, однако, отбирает частичку нас самих, — док усмехнулся моим словам и, поставив чашку на стол, поднялся, — когда-то истинные целители жили мало, так как балансирование у грани отбирало их жизненные силы. Но мы не способны сопротивляться инстинкту. Инстинкту сохранить, удержать чужую жизнь любой ценой. Но… не все так просто. Теперь те, кто окрасил свою силу тьмой, и кого раньше считали отступниками, преступившими закон, не подвержены гонениям.
— Вы говорите про Темных Целителей? — оживилась я. Раньше, в далеком детстве, я представляла их чем-то вроде жнецов смерти, которые решали, кому жить, а кто достоин смерти. Сейчас же, повзрослев, все казалось совершенно другим.
— Когда-нибудь, ты можешь столкнуться с ситуацией, в которой придется решать, чья жизнь ценнее — твоя, или того, кто тебе угрожает. Те, кто сделал выбор и выжил и есть Темные. Никаких секретов и недомолвок, какие были раньше. На войне может произойти все, что угодно.
— Вы пытаетесь меня отговорить? — напряглась я, готовая вынести новую жесткую борьбу.
— Разумеется, нет. Сложно отговорить того, кто уже сделал свой выбор и готов на все.
— Значит, вы мне поможете? — затаила дыхание в ожидании ответа.
— Да, девочка, я тебе помогу.
Глава 10
— Приветствуем вас на базе сил быстрого реагирования Каганата. Вы все прибыли сюда, чтобы оказать помощь нашим войскам…
Я подавила зевок и огляделась. Дорога была трудной, не спала почти трое суток, совершая перелет в общей кабине грузового транспортника вместе с десятками добровольцев и волонтеров, изъявивших желание присоединиться к действующей армии. Транспортник оказался хорошим способом быстро и незаметно покинуть столицу и любящих родственников, пекущихся о моем благополучии.
Я оказалась неблагодарной! Я была безответственной, гадкой и низкой. И это оказались самые приличные эпитеты, которыми меня награждала леора Эмма сент Маар. Дядя был более сдержан, но, по его кислому лицу можно было без труда прочесть все его чувства. И как же хорошо, что к моменту моего возвращения от дока в их дом я успела подписать прошение о зачислении меня в армию. Наверное, рискованно с моей стороны, но я трезво оценила перспективы жизни в резиденции сент Мааров, и решила что на войне у меня больше шансов.
Таким образом, оскорбленные в лучших чувствах родственники, заявили, что ни в какую армию я не пойду, а должна буду готовиться к приему, который состоится через три дня. Именно тогда меня представят обществу, а попросту, выставят на всеобщее обозрения для последующей выгодной продажи.
Призрак замаячившего позора придал мне силы, и я, быстро освоила скоростной спуск через окно по плющу на стене, с маленькой сумкой через плечо, в которой были лишь мои документы, подтверждающие право проживать в Каганате. Всем, что мне могло бы пригодиться в армии, снабдил док. Да, я подавила в себе гордость и приняла его финансовую помощь, пообещав себе все вернуть, как только в моей жизни появятся деньги. От моего колье в счет уплаты долга он благородно отказался, да и продавать его не позволил. Леор сент Доркес оказался воодушевлен идеей избавить меня от жалкой участи приживалки в чужой семье. Документы успели оформить только к утру, но, к счастью, заботливая семья так и не успела разыскать нерадивую племянницу в таком большом городе.
А дальше был центр, в котором я и несколько добровольцев в течение месяца учились прятаться от выстрелов, и не путаться у военных под ногами. Правда, все это называлось благозвучным «ускоренной подготовкой к военным действиям». И вот я, в компании нескольких десятков добровольцев в кабине грузового транспортник, пролетев большую часть населенной системы Каганата высадилась на одной из военных баз, предназначенных стать нашим местом обитания на ближайшие… честно говоря, подписывая контракт я не сильно вчитывалась в даты и сроки. Я больше опасалась того, что за моей спиной в любой момент раздастся сварливый голос леоры Эммы. И лишь на плацу, перед захваченным собственным красноречием оратором, когда убедилась, что этого уже не случится, облегченно вздохнула и улыбнулась.