Рука у вертухая сильно торчала, как указатель, в камеру, а прижатая к окошку голова бешено закрутила глазами. Что-то его в нынешнем положении не устраивало.
— Я очень люблю кушать свежий глаз с живого человека. За это меня и прозвали «людоедом», — спокойным голосом опять проговорил Тойво, но поспешил добавить, чтобы его собеседник не вздумал грохнуться в обморок. — Но ты можешь достать другой рукой ключ и отпереть камеру. Тогда я не буду есть твой глаз.
Голова жалобно хрюкнула, и стало слышно, как с той стороны вертухай водит рукой с ключом по двери, норовя попасть в прорезь примитивного, но тяжелого замка-засова.
Наконец, тюремщику это удалось, и дверь под напором тела распахнулась.
— Вот и молодец, — сказал Антикайнен, втаскивая едва живого от страха вертухая в камеру. — Теперь тебе надо раздеться.
Пока тот дисциплинированно выполнял это распоряжение, Тойво не удержался от похвалы:
— Медвежьей болезнью не страдаешь — крепкий парень.
Он переоделся в форму, несколько не по росту — форменные брюки оказались очевидно коротки — походил по камере, поводя плечами, словно примеряясь к новой одежде. Потом связал охранника своей веревкой, оставив кляп во рту. Тележку с едой также вкатил внутрь.
— Не пройдет и часа, как тебя освободят, — сказал Антикайнен. — Пока же располагайся, как у себя дома. Пользуйся, как говорится, всеми удобствами.
Вертухай недовольно заерзал на кровати.
Тойво знал, куда идти, он помнил все повороты, количество ступенек в переходах, но вряд ли эти знания могли бы помочь выбраться за стены застенков. То есть, конечно, за тюремные стены.
Одиночные камеры, в одной из которых он сидел, располагались в отдельном крыле крепости, в подвальном этаже. Если здесь не было никаких караульных помещений, то дальше, подымаясь на жилой, так сказать, уровень, помимо караулок встречались какие-то подсобки, где-то охранялась оружейная комната, опять же — малые залы для допросов, кабинеты следователей и надсмотрщиков. В общем, кури бамбук и пой песню.
Тойво понимал, что его выдавал не только странный внешний вид — маленькая форма и отпущенная неухоженная борода — но и запах. Можно плескаться, хоть заплескаться в тюремной раковине, но запах затхлости может удалить только сауна, либо в крайнем случае — не хотелось бы говорить: на худой конец — душ с самым обыкновенным хозяйственным мылом.
Поэтому, едва поднявшись на другой уровень, он пошел в сторону от выхода, направляясь в хозблок. Ему попалось по пути несколько охранников, но они никакого внимания на него не обратили. Встретились несколько подсобных рабочих из числа сидельцев — вот те как раз удивились, однако не отдавая отчет: чего с этим вертухаем не так?
Тойво вошел в душевую комнату и с наслаждением умылся, тщательно пользуя обнаруженный обмылок. С бородой справиться не было возможности, не выщипывать же ее, право слово, отросшими ногтями. Обратно облачившись в нелепую форму, он критически осмотрел себя в зеркало.
— До первого же караула, — вздохнул он.
Потом махнул рукой и вышел под нацеленные на него револьверы, зажатые в десятке рук с озабоченными лицами. Зэки-работяги застучали, не иначе.
— Ну, и кто тут у нас? — спросил человек, по всему видать, начальник караула, или дежурной смены.
— Заключенный 007, - ответил Тойво и поднял руки. — Справлял гигиенические потребности организма. Принимал душ.
Тюремщики переглянулись: о заключенном под таким номером они не слышали. Очень странный субъект, да еще в форменной одежде не по росту, да еще с гражданской бородой. Часом, не сумасшедший ли?
— Фамилия у тебя есть? — поинтересовался один из вооруженных людей.
— Разберемся! — строго сказал начальник, лишив Антикайнена возможности представиться. Видимо, он понимал, что дело тут какое-то темное, стало быть многие знания — многие печали. — В предвариловку его.
Камера предварительного содержания — это то место, куда впихивали заключенного, когда тот нечаянным образом оказывался на чужом более важном маршруте, либо следователь по каким-то причинам задерживался, а того уже доставили на профилактическую беседу. Или когда наступил день поздравления от всей администрации тюрьмы с Днем святого Валентина. Хотя для этого случая имелся карцер, то есть, изолятор временного содержания.