— Ну, как? — участливо спросил он.
— Боже мой, — с трудом ответил Маркку. — Какой позор!
По лицу было видно, что он готов расплакаться, но следователь все-таки овладел собой и отошел к стене, дрожа и судорожно всхлипывая.
Туомас, по сухому месту обойдя разлитую мочу, ударил Тойво кулаком в лицо.
— Ну и как теперь предлагаешь работать в этом гадюшнике? — очень сердито сказал он. — Кто уберет все это непотребство?
— А он сам пусть и убирает! — предложил Василий. — Не вызывать же сюда уборщиков!
— Вот-вот, — обрадовался Маркку. — Принесем ему инвентарь, чтобы отмыл все его художества! Коммунистическая собака!
Надзиратель, отворив тяжелую дверь, споро сбегал за ведром воды и шваброй. Время у них пока еще было, так что подставлять следователя под насмешки коллег он не собирался. На сегодняшний день. Ну, а дальше — видно будет. Свой человек в начальстве никогда не помешает.
— Ну, и как ему убираться в кандалах? — сокрушенно вздохнул Туомас.
— Да, хоть как! — сердито возразил Маркку. — Отстегнуть его от стула, а дальше пусть расстарается. Сцыкло!
Его товарищи непроизвольно уставились на большое пятно, проступавшее через китель и форменные брюки следователя. От этих взглядов он налился пунцовым цветом, резко сдернул с себя замаранный пиджак и бросил его на стол, оставшись в хлопчатобумажной нательной рубахе. Штаны снимать отчего-то он не решился. Боязнь полностью пасть в глазах коллег не позволила ему уйти. Дело превыше всего, себя в порядок можно привести несколько позднее.
Василий отцепил Тойво от прикрученного к полу стула и ногой подтолкнул к нему инвентарь.
— Ну! — сказал он.
Антикайнен, позвякивая своими кандалами, взялся за швабру, на секунду замер с нею в руках, словно бы примериваясь, а потом резко переломил о колено. На этот сухой звук, словно бы щелчок кнута или выстрел стартового пистолета, все в комнате допросов обернулись.
Тойво в это же самое время бросился вперед, почти прыгнув, со всей силой ударяя заостренным куском обломка швабры, как копьем, в Маркку. Конечно, деревом пробить плотный материал форменного кителя получилось бы вряд ли. Но с рубашкой древко справилось отлично, глубоко воткнувшись в тело следователя как раз в районе печени.
Никто из следователей в это поверить не мог — по легенде они были абсолютно неприкасаемые, на что свято уповали. Они замерли — и ранее описавшийся умирающий Маркку, и пока еще живой Туомас.
Но не растерялся надзиратель — опыт его сказался. Он выхватил свой револьвер и без раздумий выстрелил в заключенного. Звук был поистине оглушительный. Не оставалось никаких сомнений в том, что через несколько минут сюда сбежится половина тюрьмы.
Однако в Тойво Василий не попал. Зато попал в дверь, от которой пуля охотно срикошетила обратно и клюнула Туомаса в незащищенный висок, пробив дыру и утихнув где-то в мозгу.
— Головоломка какая-то! — почему-то сказал надзиратель.
— Ой, — прошептал следователь и упал на мокрый от мочи пол.
Следом шумно обвалился второй следователь.
Антикайнен, понимая всю тщетность попытки пробиваться на свободу с боем, неуклюже шагая, вернулся к стулу и вновь сел на него.
— Я убью всякого, кто ко мне прикоснется, — сказал он таким тоном, что Василий с пистолетом в руке согласно кивнул.
Потом набежали охранники, крича от страха положенные в таких случаях слова про «руки вверх». Никто, конечно, их распоряжение не выполнил. Мертвым любые приказы по барабану, надзиратель посчитал, что к нему это не относится, ну, а Тойво проигнорировал просто так.
Он раньше только предполагал, что его заключили в крепость в городе Турку, но когда увидел Олави Хонка, печально знаменитого помощника прокурора этого города, утвердился в своих предположениях. Олави бегал по камере и кричал пуще всех, умудрившись поскользнуться и упасть в лужу никем не убранной мочи.
Хонка в свое время после ареста Тайми всерьез собирались пристрелить, причем такое решение было принято как фашистами, так и коммунистами. Фотографии его костистого лица не сходили со страниц газет. Он, подлец, был больше политиком, нежели юристом. Ну, да что говорить — честных прокуроров или судей в природе не бывает. Как и политиков.
Вероятно именно из-за своей продажности ему удалось как-то разобраться и с теми, и с другими. Хотя, вполне возможно, что с ним просто никто не захотел связываться и марать руки.
Хонка задействовал все свои связи, чтобы именно его назначили государственным обвинителем Антикайнена. Он чувствовал поживу, он предвкушал свой триумф. Ну, а началом этому послужило купание в луже чужой мочи — именно в этот день он получил одобрение своего назначения и, стремглав, помчался знакомиться с «красным людоедом». Повезло.