Выбрать главу

— Так ты же в тюрьме, стало быть все человеческое тебе должно быть чуждо, — сам же отвечал за своего собеседника.

— И жить не очень хочется, а еще умирать совсем не хочется.

— Вот и шевелись, гоняй кровь по сосудам, напрягай мышцу — чувствуй, что жив пока.

— Эх, чувствую.

Антикайнен напрягался в статических усилиях возле стенки, хватался за прутья решетки и поднимал ноги, изнуряя мышцы пресса. Потом сидел, бессильно опустив руки между колен, тяжело дыша и тупо глядя в угол.

— Тойво! — раздался голос, который он сразу же узнал.

— Игги, — ответил арестант, не поднимая головы. — Ты?

— Я, брат!

— Ну, как там возле Сампо? — спросил Антикайнен.

— Сампо может быть возле каждого.

Тойво огляделся: ни Гусака, ни, понятное дело, иеромонаха Игги в камере не было. Только он и серый дождь на воле. Но почему-то сделалось теплее. Приятное тепло шло, казалось, откуда-то изнутри его организма. Вероятно, потому что вспомнил о своем товарище по несчастью в Соловецкой тюрьме. Надо чаще обращаться в памяти к своим боевым друзьям, тем, кто всегда в трудную минуту приходил на помощь, тем, на кого можно было положиться. От мыслей про них теплеет на душе.

Несмотря на то, что покинул он своих боевых товарищей не по-пацански, но, как уже не раз говорил сам себе, никогда их не предавал.

— Не забывай своих друзей, — сказал голос Игги. — Помощь друг другу — вот что такое дружба.

— Ага, друг познается в беде, — ответил Тойво старой, как мир, истиной.

В детстве друзья — это те, с кем тебе интересно играть. В юношестве — те, кто тебе помогает и кому помогаешь ты. Во взрослом уже возрасте — те, кем ты дорожишь и стараешься не беспокоить своими проблемами. Правда, существует к этому периоду жизни одно немаловажное уточнение — друзья все равно придут на помощь, если деваться больше некуда.

На суде начались слушания свидетелей по делу об Марьониеми. Выступали родители молодого добровольца, говорили об идее, о долге и прочую пургу. Их понять было можно: что власть им наплела, то они и приняли. А коммерческую составляющую финского вторжения в Карелию 1922 года они не вспоминали, и то, что его бросили свои же драпавшие со всех ног товарищи — тоже.

Потом потянулись какие-то ветераны тех боевых действий. Они все, в основном, говорили одно и то же. Все знали Антикайнена в лицо, все были наслышаны о его чудовищной жестокости.

— Позвольте мне слово! — сказал с места Тойво, когда закончилось одно из выступлений. Обращение «ваша честь» он намеренно избегал. — Хочу внести предложение.

— Вам будет дано слово в конце заседания! — гневно встрял обвинитель Хонка. — Если вам хватит наглости говорить после таких ужасных обвинений.

— Протестую! — сразу же подключился Арвид. — Обвинитель навязывает свое мнение окружающим, в том числе и суду.

Х тяжело вздохнул, досадливо хлопнул молотком по столу, огляделся по сторонам и нехотя выдавил из себя:

— Протест принимается. Что-за предложение?

— Позвольте его озвучит мой адвокат после краткой беседы со мной? — спросил Тойво.

Судья вяло махнул рукой: валяйте, консультируйтесь.

Арвид, которому приходилось сидеть на некотором расстоянии от клетки с подсудимым, во мгновение ока оказался рядом.

— Свидетели, — прошептал ему Антикайнен, прикрывши рот руками, чтобы никто не смог даже по губам прочитать его слова. — Они должны быть с обеих сторон.

Адвокат просветлел лицом, словно бы найдя выход в сложной юридической ситуации, которая начала складываться на процессе.

— Браво, — сказал он своему клиенту и вернулся на место.

— Ваша честь! — торжественно, как глашатай, провозгласил швед. Он не позволял себе отклоняться от судебной этики даже в случае очевидного произвола со стороны судьи. — Прошу включить в судебное разбирательство опрос свидетелей со стороны защиты.

— Это абсурд! — взвился Хонка — даже из штанов своих чуть не выпрыгнул. — У защиты нет свидетелей! И быть… не может!!!

После слова «быть» он сделал театральную паузу и отрицательно помахал кривым указательным пальцем, поворачиваясь по сторонам — видимо, чтобы все болельщики, то есть, конечно, зрители увидали. Зал взорвался аплодисментами. Правда, непонятно было, кому они доставались.

Судья начал, как молотобоец, стучать своим молотком. Тойво усмехнулся, Арвид показал ему большой палец, Хонка пускал слюни и пузыри.

В общем, суд на сегодня закончился — Х ушел на консультацию.

— Вспомните всех — решительно всех! — на прощание сказал швед, подойдя к клетке.