Важен приговор, который Верховный суд Финляндии утвердил, как окончательный и обжалованию не подлежащий. 13 июня 1937 года после быстрого судебного процесса подсудимому Антикайнену присудили пожизненное тюремное заключение, тем самым отменив смертную казнь.
15. Крепость
Тойво облегченно вздохнул, когда с него, наконец, сняли все кандалы. Теперь можно было не носить эти отвратительные побрякушки не только в камере, но и, вообще, везде. После того, как ходил в железе большую часть дня в течении двух с половиной лет, показалось, что выросли крылья. Вот сейчас бы улетел в небо… Да не умеют люди летать.
Они продолжали общаться с адвокатом Рудлингом — авторитет того в юридических кругах поднялся очень высоко — а больше, как и прежде, к нему никого не допускали.
— Мы можем рассчитывать на амнистию, — сказал Арвид. — Буду работать над этим.
— Ты лучше над другим пока поработай, — ответил Тойво. — Мне нужно, чтобы сидеть меня оставили в крепости Хельсингфорса.
Дело в том, что по тюремному «телефону» ему пришло известие, что его направят отбывать наказание в Турку. Это совсем не входило в его планы.
— Хм, — задумался Рудлинг. — А как мне на это повлиять-то?
— Да есть одно обстоятельство, которое может оказаться решающим, — пожал плечами Антикайнен. — Если сопоставить дату моего ареста и ту, когда я законным образом образовался в их тюрьме, то получится, что пять месяцев я как бы был не при делах.
Адвокат закивал головой, моментально просчитав варианты: незаконное лишение свободы, издевательства и пытки, личная месть тюремщиков Турку, не соответствие заведения своему статусу и прочее.
— Пожалуй, может сработать, — сказал он. — Еще есть какие-нибудь пожелания?
— Есть, пожалуй.
Тойво озвучил ключевые моменты, не вдаваясь в подробности и причины.
Ему было необходимо сидеть в одиночной камере, что находится по одному коридору с той, где уже мается Адольф Тайми. Также очень важно, чтобы информация об предстоящем обмене Тайми в СССР пришла к нему, как можно скорее, когда этим делом еще только начнут заниматься дипломаты двух стран.
— С почтовыми голубями, тюремными крысами — мне не важно. Важно, чтобы сегодня я узнал о том, что будет рассматриваться завтра.
— Его будут менять? — удивился Арвид. — Почему, в таком случае, то же самое не попытаются предпринять с вами?
— У него всего «пятнашка».
— Действительно, — согласился адвокат. — Чего-то из головы вылетело.
Он вроде бы выполнил ту задачу, на которую его ориентировал Красный Крест, качественно отработал деньги, но почему-то не лежало на сердце: сесть на паром и отбыть в безразличную ко всем людским перипетиям благополучную Швецию. Оно, конечно, понятно, что любая система машины, именуемой «государство», исковеркана лицемерием. Но бывает такое, что одна страна заражена этим больше, другая — еще больше. Путешествуя по рабочим делам на родине, а также в соседней Норвегии, забираясь, иной раз, в Датское королевство, он сделал вывод, которым не желал делиться ни с кем.
У Швеции, как и у Норвегии нет будущего — когда лицемерие начинает перехлестывать через край, государство сожрет себя изнутри. Объявятся пришлые люди, да что там — народы, которые подчинят эту пагубность, по людским понятиям — слабость, на свой примитивный лад.
Ни в Финляндии, ни в Дании, не говоря уже о России, такого нет. Каждый второй финн носит пуукко и за кажущейся флегматичностью его поведения стоит определенный моральный принцип. Именно по нему, этому принципу, каждый второй финн достанет свой пуукко и порежет на лоскутки шведа, либо норвежца, удумавшего мешать ему жить и досаждать чужой моралью. Ну, а датчане — это вовсе загадочный народ, при всей своей открытости и склонности к веселью готовые биться до посинения с любыми властями, вознамерившимися ограничить их установившийся уклад жизни.
Арвид не хотел терять связи с несгибаемым Антикайненом, пусть даже теперь ему уже не будут за это платить. Однако, как в дальнейшем выяснилось, ему платить не перестали: каждая поездка в Хельсинки приводила к тому, что на его счете в Нордеа-банке появлялась сумма, очень даже неплохая сумма.
Тойво все-таки свозили в Турку, но лишь для того, чтобы в тамошнем суде огласить уже вступивший в силу приговор и подписать какие-то совсем формальные бумаги, типа — какова ваша оценка медицинской помощи, оказанной вам в тюрьме. Ну, а если вам помощь не оказывали, то, значит, и незачем было. Ауфидерзейн.