Маленький щупленький светловолосый совсем молодой парень говорил без всякого акцента и даже намека на акцент. Тойво не был специалистом по русскому языку, но грузинские нотки уловил бы сразу — ведь так разговаривал сам «отец всех советских народов».
— Вы по какому делу? — спросил парень, предложив присесть.
— Да, я наверно, не туда попал, — признался Антикайнен. — Мой друг Отто Куусинен отправил меня, порекомендовав обратиться к Резо. Извините.
Зачем он извинился — не понимал, вероятно, просил прощение за беспокойство.
— Ах, вот оно как! — парень улыбнулся. — Если вы Тойво, то Резо — это я.
В тот день Антикайнен сделал свой первый заказ. И даже получил на руки его часть: строительный бур и шесть метров прочной веревки. Про себя усмехнулся — словно для высотника, или скалолаза, как его назвала «девушка с веслом».
Резо не вел никаких записей, не требовал никакой оплаты, сославшись на «возможности» и «месячное жалованье от финских товарищей». Кем он был по жизни, откуда у него были такие способности — Тойво так никогда и не узнал.
Жизнь в столице более-менее упорядочилась. Он ходил на работу, где занимался переводами на финский язык — в основном тексты на радио. Также составлял аналитику по уровню жизни и восприятию рабочим классом Финляндии идеи мировой революции. Работа была не пыльной, поэтому свободного времени хватало на то, чтобы оглядеться по сторонам. И взгляды эти совсем не радовали.
Иван Иванович не объявлялся, но Тойво чувствовал, что он где-то рядом. Такие люди на такой службе обид не прощают.
Также, когда у Рут фон Майенбург находилось время и желание общаться, она наведывалась к Антикайнену и, порой, рассказывала занимательные вещи. Например, упомянула о майоре ГПУ Хрякине, который очень недолюбливает «всякую чухну», считает их предателями и ненадежными людьми. Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы сопоставить этого Хрякина с Иван Ивановичем. Да и слова Рут можно было воспринимать, как предупреждение.
С Куусиненом они изредка созванивались, но серьезных разговоров не выходило. Зато Резо, как волшебник, находил все, чтобы его ни просил Антикайнен. Даже пачку патронов 45 калибра раздобыл, все-таки не удержавшись от интереса: куда же такие пули тот собирается пихать, ведь американские кольты здесь никогда не были в ходу? Впрочем, вопрос был, скорее, риторическим.
Однажды погожим вечером начала лета Рут пришла к Тойво несколько опечаленная. К тому времени он уже получил свой Советский паспорт, так что был гражданином на полных правах.
— За тобой придут, Ур-хо, — сказала она.
— Я знаю, — ответил Тойво, и это была правда. — Когда?
— Скоро, Ур-хо, уже скоро, — ответила Рут, и в краешках ее глаз заблестели слезы.
Через некоторое время, прощаясь, она не могла избавиться от чувства, что видит Антикайнена последний раз. У женщин бывает не только женский кретинизм, но и обостренное женское чутье.
Рут фон Майенбург не была бессердечной и пустой женщиной, пользующейся чужими, в основном — мужскими — слабостями. У нее был великолепный дар располагать к себе людей, и она им пользовалась. Для нее не были важны деньги, для нее было важно внимание. А исходя из этого внимания она получала информацию, которой вольна была распоряжаться по своему усмотрению. И это уже, в свою очередь, приносило немалый доход.
Будучи, конечно, на службе в ГПУ, а, позднее, в МИ-6 и даже Моссаде. Именно такие партнеры за плечами позволяли ей чувствовать себя достаточно спокойно. «Красная графиня» не придерживалась догматичных коммунистических взглядов, но сама идея была ей близка.
Она проснулась под утро, одинокая в своем номере, почувствовав чье-то присутствие в коридоре. Сначала ей показалось, что это с очередной партийной гулянки вернулся муж, но внезапное понимание отвергло эту мысль и, словно бы, обожгло мозг: вот и пришли за ее милым финским другом.
Графиня притянула колени к груди и принялась слушать, не вставая с постели.
Сначала она различила тихий стук, и чей-то голос пробормотал что-то невнятное. Потом соседняя дверь в номер 272 приоткрылась, чтобы потом, вдруг, внезапно со стуком захлопнуться. Проделки сквозняка? Но люди в коридоре, позабыв осторожность, начали барабанить по ней кулаками и кое-чем еще — рукоятями пистолетов. Никто из опытных постояльцев гостиницы «Люкс» не высунулся в коридор.
А в соседнем номере тем временем прослушивалось какое-то движение, словно кто-то вытанцовывал чечетку. Звякнули стекла открываемого в спешке окна, потом раздался короткий вскрик, звук удара — и все стихло. Только люди в коридоре все еще пытались высадить неуступчивую дверь.