На этом силы его оставили и несколько часов пролетели в болезненной дреме, пока организм единовременно не потребовал одной жидкости и избавления от другой. Игорь осторожно поднялся и вышел наружу. Боль оказалась терпимой, но от воспаления немного морозило и пошатывало. Взглянув на остатки еды, он понял, что если завтра свалится больной, то есть будет нечего.
Ловушки на мелких животных оказались пустыми. Он специально пошел против часовой стрелки и обследовал сначала их, потому что если в яму попалась свинка, то ее лучше не беспокоить лишний раз. В его состоянии дотянуть к хижине даже пятидесятикилограммовую тушу будет проблемой, уже не говоря о вытягивании зверя из ямы. А если разделывать на месте — туда потом целый месяц даже близко не подойдет ни одно животное. А значит придется копать новую яму-ловушку где-нибудь в стороне.
Уже издалека Игорь увидел, что ловушка захлопнута. Не зная, радоваться или печалиться, он застыл на месте. Если попалась свинья, то через два дня она сама впадет в спячку и потом ее проще будет дотащить. Но говорят, что тогда мясо приобретает какой-то горьковатый привкус. И, кстати, придется снова искать еду. А сил уж совсем не осталось.
Он решился и подошел вплотную. Ошарашенно замер, рассматривая попавшуюся добычу. А добыча так же перепугано и растерянно рассматривала его. Это была совсем молодая особь, исхудавшая и неказистая. Еще и пахла неестественно. Завидев мужчину, она подскочила и напряглась — совсем непривычное для данных мест поведение.
— Ты что — меток ловушки не видела, что ли? — разозлился Игорь.
Особь молчала, продолжая рассматривать его исподлобья. Он подождал немного, сплюнул и пошел искать мелкую дичь. К вечеру ему стало хуже и нарываться на новые проблемы совсем не хотелось. Но неподалеку посчастливилось выследить двух достаточно крупных для своего вида грызунов и успокоиться насчет еды. Теперь можно было разобраться с особью и идти отдыхать.
С появлением мужчины она снова подскочила на ноги и прижалась к стенке ямы. Игорь внимательно рассмотрел ее темные волосы, непривычную одежду и обувь. Девочка была небольшого роста и на вид совсем еще подросток.
— Ты кто? — напрямую спросил он. — Почему одна в лесу?
И снова молчание. «Попаданка», как мысленно окрестил ее Игорь из-за ловушки, совершенно не собиралась идти на контакт.
— Ты понимаешь, что можешь просидеть там сколько угодно?
Она только смерила презрительным взглядом.
Ой, да ну и хрен с ней!
В ране все сильнее пульсировала боль. Голова не соображала. И снова начинало морозить. Игорь решил, что особь ночью не замерзнет, махнул на нее рукой и вернулся в хижину. Только теперь вспомнил, что накануне расставил камеры напротив всех ловушек, достал планшет, убедился, что добыча настойчиво, но безуспешно пытается выбраться из ямы и занялся ужином, после которого усталость и болезнь свалили его в тяжелый и короткий сон.
Мрачная, небольшая и захламленная донельзя комната вовсю провоняла смесью перегара, кислого застарелого табачного дыма и кишечных газов. На письменном столе, стульях, табуретах и даже полу вперемешку валялась грязная одежда и листы исписанной бумаги. На подоконнике стояла механическая пишущая машинка, а на полу — под ним — куски земли, битого цветочного горшка и сухие остатки непонятного уже растения. В углу, на разваливающейся железной кровати с продавленной почти до самого пола сеткой страшно храпел хозяин комнаты, отвернувшись к стене. И обои, и постельное белье и даже потолок были настолько грязными, что Игорю стало страшно дышать.
Стену напротив кровати и стола полностью занимал книжный шкаф. Наверное, это было единственное место, не тронутое плесенью и грязью. И корешки всех книг настолько отличались по стилю и материалу, словно их намеренно подбирали и ставили в необычной малопонятной абстракции. Взяв наугад несколько томиков, Игорь убедился, что все они на разных языках и, конечно же, среди них не оказалось ни одного знакомого. А вот тексты на разбросанных рукописях были вполне понятны.
«Как можно вырваться из собственных кошмаров, если попросту не знаешь другой жизни? Куда идти, как жить и к чему стремиться, если все, что умеешь и понимаешь, находится в границах родного, но такого ненавистного городка? У меня с ним симбиоз. Как ни дико это звучит — так оно и есть. Он не убивает меня и не позволяет умереть только потому, что живет за счет моих произведений. И я такой не один. Каждый в нашем любительском писательском клубе служит этому гадкому городишке. Не все это понимают, не каждый готов принять, но даже собрания проходят очень странно. Мы тайно друг друга презираем, сочиняем бессмысленные рассказики и стишки и даже гордимся, если они оказываются не настолько плохими, как обычно. И иногда мне кажется, что город специально выбрал самых бесполезных, некрасивых и несчастливых людей, чтобы наградить их намеком на писательский талант. И даже выпивка не спасает меня от этого понимания…»