Она тогда посмотрела на него внимательно, осторожно и спросила, действительно ли он хочет знать ответ или спрашивает, чтобы потом научить, как правильно жить жизнь молодой девушке ее положения — и он ответил, что да, действительно хочет знать ответ, в тот самый момент пообещав себе не раздавать советов, которые ей очевидно были не нужны, а просто слушать.
Фиви тогда объяснила, объяснила честно, что ей не нужны проблемы, которые за «прямой и честный» ответ могут принести ей мужчины; что не со всеми проблемами у нее найдутся силы справится. Что она не мужчина и не герцог, не племянник Его Величества, чтобы «ставить всех на место», что она очень хочет когда-нибудь иметь возможность отвечать прямо, но до этого еще надо дожить, и желательно целой и невредимой, и не поставив при этом в неудобное положению семью и близких…
Много она ему тогда всего сказала. И он слушал и не давал советов со свей колокольни, потому что она была высоко-высоко, как мало чья другая. И он к этому привык с детства и только с нее и смотрел, и даже не задумывался, что вид с другой высоты — тоже другой, что некоторые вообще по земле ходят.
Когда это было? Лет пять назад… Не такой большой срок, но тех пор многое изменилось. И Фиви стала спокойнее, расправила плечи и уверенно шла к тому, чтобы занять даже еще более видное место, чем сейчас, может даже и при дворе. Его Величество был очень доволен ее предложением в области культуры и просвещения и позволил курировать его, предоставив всю нужную информацию…
В общем, такие мужчины, как маркиз Дирт, ему не нравились. Тем более они ему не нравились рядом с так или иначе близкими ему женщинами. Потому что женщины почти всегда в более невыгодном положении, чем мужчины. Даже сейчас, стоит ей резко ему ответить, именно мисс Леону назовут грубиянкой, даже если все и всё будут понимать, именно ее репутацию будут чернить за невоспитанность. Даже если она почти герцогиня, а он — всего лишь маркиз. Ведь пока что он маркиз, верный Его Величеству слуга, имеющий немало наград с последнего военного конфликта, а она — просто юная леди, которой стоит с большим уважением относиться к многоуважаемому мужчине гораздо старше ее.
Многоуважаемый мужчина гораздо старше ее смотрел на нее с таким отвратительно похабным взглядом, с такой необоснованной снисходительностью, будто Леона — не живое разумное существо, а лишь что-то, на чем держатся приятные глазу округлости. И видят боги, герцог вполне мог понять чисто плотской интерес к красивой девушке — тем более Леона была без преувеличения очень хороша, и не залюбоваться, когда тонкая струящаяся ткань при любом движении очерчивала то одну, то другую часть тела, было сложно. Но любоваться человеком, хотеть человека это не то же самое, что хотеть, не видя перед собой человека. Не задумываясь, насколько приятно или неприятно может быть такая демонстрация своих намерений не просто незнакомой девушке, но чужой невесте.
Маркиз не видел в этом ничего дурного, считая, что девушки для того и нужны, чтобы чесать о них свое самолюбие — ретроград, застрявший во временах, где леди не имели права даже слова поперек сказать. И ответственность отвечать таким, как они того заслуживают, герцог давно уже взял на себя — ведь он мог себе позволить. Так почему бы и нет?
Вот только он не успел. Мисс Фламмен окинула маркиза таким же говорящим взглядом, улыбнулась так насмешливо, что зубы свело даже у герцога, а потом шепнула что-то неслышно, что маркиз побагровел и набычился. Он хотел ей что-то ответить, но она не дала ему и шанса. Смотрела сверху вниз даже при более низком росте и неразличимо для окружающих говорила что-то, от чего сгущался даже воздух вокруг. Окружающие отошли, но впивались в эту сценку взглядами, полными любопытства, а ей было все равно.
Герцог Сильбербоа хотел подойти, хотел дать невесте возможность не мараться, не портить себе репутацию, но он не мог пошевелиться. Она улыбалась все шире, говорила все громче, ни капли не смущаясь окружающих; смотрела на маркиза таким взглядом, под которым не почувствовать себя распоследним ничтожеством просто невозможно. И она была так хороша в этот момент, так естественна — гораздо лучше, чем когда строила из себя не пойми что. Даже красивее, чем когда смущалась.
Мужчине не хотелось подходить и портить ей момент. Она не была дамой в беде. И он не хотел ее выставлять таковой своей помощью. Он будет стоять рядом, чтобы подойти, когда она закончит наказание зарвавшегося червя. Наверное только в этот момент герцог понял, насколько ему нравятся те, кто не боится ответить — кто отвечает. Ему нравилось заботиться о близких, быть им поддержкой и опорой, защищать их своим положением в обществе. Но он по-настоящему любовался теми, кто мог защитить себя сам.