— Я так и хотела! Но потом мне настолько сильно захотелось, чтобы он хотя бы на пару минут был только моим, думал только обо мне, чувствовал только меня, что я перестала себя контролировать. Это были не я! Это моя вторая сущность.
— Сучность, — с серьезным видом поправила ее Женя.
Показав обложку книги (очередное пелевинское: сестра его обожала), она зачитала отрывок.
— "Сучность — это иррациональное вроде бы поведение женщины, как правило, молодой и красивой, которое вызывает в мужчине желание". Все понятно?
— Ой, отстань от меня вместе со своим Пелевиным, — Мариам отмахнулась. — Я такого восторга от близости с мужчиной никогда не испытывала. И это при том, что сама я ничего не получила в ответ.
— Потому что сбежала, — закончила за нее Женя. — Почему, кстати?
— «Ибо не делай себе кумира. Не поклоняйся им и не служи им», — сестра смущенно отвела взгляд. — Абсурдно, но я всегда видела в нем и ученого, и профессора, и глыбу и прочее… А вот человека, живого, во плоти, состоящего из страхов, фантазий, предпочтений, со стволом (или гарпуном) — нет. Я видела его всегда так, как сегодня: на сцене, за трибуной, кафедрой, у доски, на экране монитора. Он всегда был далек и недостижим, как коммунизм в восьмидесятые. А сегодня я смогла подобраться поближе, войти в его интимное пространство. Он оказался таким настоящим! Обычный мужчина, который видел во мне обычную женщину, а значит оценивал… В общем, я испугалась.
Мариам отвернулась к окну. Погода ухудшилась: дачный поселок заметало снегом. Девушка погрузилась в свои мысли, перестав слушать заверения сестры в том, что все будет хорошо.
Деревянный идол на горе издалека кажется исполином, а как на гору взберешься — деревяшка деревяшкой, еще и сгнила наполовину. Бывает и наоборот: снизу смотрел на него, казалось, там труха одна. Но когда поднялся, в потрескавшийся лик заглянул, осмелился себя ему ровнять, тут же — раскат грома. И понимаешь, что ты всего лишь смертный, решившийся встать рядом с божеством. А если без этнографических отступлений, то Мария боялась разочароваться и разочаровать. Идолу нет никакого дела до простого человека.
А вот обычному мужчине, коим оказался профессор, ее сущ(ч)ность могла и не понравиться…
Она всю ночь думала об этом и долго не могла уснуть. Маша осознала, что натворила. Творила она, кстати, неплохо, судя по стонам профессора, но ее это нисколько не успокаивало. Девушка села, подтянула колени к груди, прижавшись к ним щекой. И как ей теперь работать? Прекрасный по чистоте и целомудренности план провален. Вторая сущ(ч)ность Маши тихонечко ликовала, восторгаясь своей смелостью, и с упоением вспоминала, как трогательно уязвим был профессор. Первую (и официальную) сущность больше интересовало, как они теперь будут это расхлебывать… А вдруг она случайно встретит профессора в коридоре или на кафедре? Как она будет смотреть ему в глаза? "С неприкрытым желанием", — прошептала вторая сущ(ч)ность.
— А ты вообще молчи, — вслух сказала Маша и надулась: не хватало еще самой с собой начать разговаривать.
Остаток ночи девушка провела, упражняясь в самобичевание. Она совсем не так представляла свое близкое знакомство с Андреем Евгеньевичем. Теперь ей вряд ли светит что-то, кроме осуждения и неприятных вопросов. Проигрывая в голове все возможные сценарии их встречи с профессором, Маша, наконец-то, заснула.
Во сне память восстановить сладостные мгновения: мягкие губы и вкрадчивый хриплый голос профессора, мужские пальцы на ее предплечьях, его стон… Р-р-р! Рациональная часть сознания спала, и эмоции, пользуясь случаем, брали верх. Тело послушно отреагировало на содержание сна. Сердце усиленно заработало, внизу живота появилась томительная тяжесть, во рту пересохло. Девушка проснулась, прижимая руку к горячему лбу. Часы показали шесть часов ночи. Градусник показал тридцать семь и восемь.
Есть законный повод не идти в университет. Отлично! Потому что если бы кто-то увидел Марию Владимировну на следующий день, то непременно решил бы, что этой женщине срочно требуется помощь психиатра. Она периодически замирала, утыкаясь взглядом в одну точку, будто рассматривала видимое ей одной. Оно ее пугало, злило, заставляло судорожно вздыхать и медленно сползать по стулу вниз. К середине дня флэшбеки настолько ее замучили, что она легла на кровать и просто перестала реагировать на что бы то ни было.
К ночи вопрос "Зачем я это сделала?" был заменен на "Как мне это аукнется?" ввиду отсутствия ответа на первый. Второй вопрос тоже был не из легких, но, по крайней мере, предполагал разные варианты ответа. Может быть, Андрей так впечатлился ее страстью, что при встрече скажет: "Выходи за меня замуж, Мариам"? Она хохотнула над своими смелыми фантазиями и решила еще раз измерить температуру: кажется, это приступ бреда.