Иногда успеваешь заметить его, когда случайно? переворачиваешь на страницу вперед или, споткнувшись об незнакомое слово, перескакиваешь на другую строчку. Тень молнии, обточенный болью взгляд и его след уже петляя суффиксами и приставками, теряется в предложениях, оставляя смутные знаки препинания. Он всегда готов напасть из-за окончания любой части речи. Любая точка для него сигнал к действию. С каждой страницей он становится все сильней и сильней. С каждой страницей он умирает. Он молится на читателя за то, что тот дарит ему жизнь и проклинает за то, что он дарит ее лишь затем, чтобы потом отобрать. Читатель – вот его единственный антигерой. Иногда таинственный незнакомец мечтает, принять смерь от руки ребенка, что от скуки, играясь разорвет книгу. То вновь ждет последней страницы, вынашивая месть за прочитанные страницы. Иногда плачет, и слезы запятыми сползают вниз по странице, то улыбается рядами восклицательных знаков. Книга захлопнута, любовная записка порвана, донос прочитан, шифрованное сообщение переварено убегающим от преследователей разведчиком – и незнакомец мертв. И в туже секунду другой читатель покупает в книжном магазине ему новую жизнь, а в типографиях оплодотворяется буквами чистая бумага. Он не находит смысла в этом бесконечном колесе словесной самсары. Его реинкарнации никуда и ни к чему не приближают и не удаляют. Слова обещали стать ему началом действия, а превратились в тюрьму, чтобы гореть на кострах инквизиции, съедаться плесенью в отсыревших книгохранилищах, захлебываться нечистотами на вырванных для подтирания страницах, не помнить прошлого, но заново переживать травмы предыдущих жизней и чувствовать, что некролог-содержание первой книги повторяется вновь и вновь вот уже тысячи лет. Все сложней радоваться комфорту, которым обустраивается текст с каждым изобретением нового слова. И все сложней мечтать о стопке чистых не пронумерованных ни кем и ни чем страниц.
Все сложнее прятаться пока герой, тяжело травмированный на производстве и теперь спасенный, но с парализованной нижней частью тела, лежит на кровати, и, держа над собой зеркало, изучает карту своего лица, до тех пор, пока не затекают кисти. План его квартиры похож на схему перископа в разрезе – ко всем углам пристроены зеркала, чтобы он мог всегда любоваться своей женой, чтобы он всегда мог целовать ее губы солнечными зайчиками, пока она стирает за ним, готовит для него, убирает под ним. Через страницу, он с притворным равнодушием ждет того момента, когда любимая женщина проходит рядом с кроватью и быстро подставляет под юбку маленькое зеркальце. «…мелькают полушария ягодиц и выбившиеся кудри волос из-под кружевной ленточки трусиков…». А еще, ему нравится подсматривать левой рукой за правой, пока та, чуткими пальцами карточного шулера не уставая любит жену.
Когда супруга на работе он в мечтах разговаривает с ней и, шутливо клянется в верности, сжимая ладонь в кулак – целый день, высматривая любимую через зеркало во дворе, то принимает в отражении рождение новой морщинки на своем лице. И вскоре под шаги прочитанных страниц жена возвращается домой, – ее провожает незнакомый парализованному герою мужчина – он может ходить, зарабатывает деньги и у него стоит. Они слишком медленно идут и слишком близко друг к другу, но всего больнее то, что жена слишком радостно смеется от его рассказов и шуток. Он ходит, зарабатывает деньги и у него стоит. Муж бьет по лицу незнакомца солнечным зайчиком, тот, жмуриться одним глазом, а жена, замечая вспышку света, бежит домой, где осколками разбитого зеркала обрезаются быстро ржавеющие вены. И пару абзацев они сидят молча, пока в тексте через слова пересыпается «кровь». Она не пытается спасти его и вызвать скорую помощь. Он не пытается винить ее за это, ведь незнакомец ходит, зарабатывает деньги и у него стоит. Больше никаких травм на производстве. Следующие страницы будут полны полноценной любви. Несколько глав для приличия – соблюдается траур и морфология совести. Потом свадьба. Потом дети. Потом солнечные слова и погода – новая пара гуляет в парке. Новый муж продолжает ходить, зарабатывать деньги и у него стоит, из-за чего теперь их ребенок возится с ведерком и лопаткой в песочнице, возводя игрушечные города. А ее всегда тошнит, когда отблеск света от проезжающего мимо автомобиля или распахиваемого окна, неожиданно набрасывается на ее счастливые глаза.