С 1943 года настало время для политики побед. Поражения исчезли, а победы стали все более внушительны. К концу 1943 года всем стало ясно, что Гитлеру — конец. Движение Красной Армии на запад стало неудержимым. Это привело к повороту в политике Великобритании и США. От сдержанной поддержки СССР произошел сдвиг в сторону обсуждения существенных для Сталина вопросов послевоенного устройства мира, создания ООН, открытия второго фронта, признания довоенных границ СССР и организации военного трибунала для наказания главных фашистских преступников. Все эти темы стали предметом обсуждения на Тегеранской конференции.
Красная Армия успешно продвигалась на запад и в августе 1944 года подошла к Варшаве. Польское правительство в изгнании решило проявить инициативу и поднять в Варшаве восстание против немцев, чтобы захватить власть и встретить Красную Армию с цветами в качестве официальной польской власти и союзника СССР по антигитлеровской коалиции.
Угроза «встречи с цветами» сразу остановила неудержимое наступление Красной Армии. Советским войскам сразу потребовался длительный отдых и пополнение ресурсов. «На это» потребовалось полгода. Ресурсы были восстановлены только когда Варшавское восстание было полностью разгромлено немцами. Этот эпизод Второй мировой войны стал началом политики приведения к власти коммунистических правительств в прилегающих к СССР странах.
Польский вопрос был особенно трудным. Ни одна сторона не хотела отступать. Сталин действовал с позиции силы и это чрезвычайно осложняло его отношения с союзниками. После смерти Рузвельта Трумэн, в свою очередь, ужесточил позицию США по отношению к СССР. А с созданием атомной бомбы изменился и баланс сил. Атомная бомба в расчеты Сталина не входила. Это была уже новая реальность, которую План Сталина не предполагал. Уже 5 марта 1946 года прозвучала «Фултонская речь» Черчилля, которая стала началом поворота к новому историческому периоду. Периоду «Холодной войны» и новой гонки вооружений. Вооружений, основанных уже на ядерных технологиях.
Тем не менее, несмотря на изменившуюся политическую обстановку, Сталину удалось реализовать свои планы по созданию ООН и Совета Безопасности и добиться «права вето» для постоянных членов Совета в нужной Сталину формулировке. Это право сделало международное положение СССР исключительно прочным. Согласно 25 статье Устава ООН решения СБ ООН являются обязательными для всех государств-членов ООН. Сталину удалось создать и Международный Военный Трибунал и провести судебный процесс по выгодному для СССР сценарию. Все преступления Сталина остались вне компетенции Трибунала.
Единственная проблема, которую Сталин так и не смог разрешить, — это Катынь. Ни скрыть, ни свалить свое преступление на немцев ему не удалось. Эта история так и повисла на долгий период, обрастая бесконечной ложью, обманом и секретностью. Катынь — это прямая улика и свидетельство существования Плана Сталина. Катынский расстрел — это ключ к раскрытию сути этого плана. Те, кто охраняют тайны Катынского расстрела, это прекрасно понимают.
12.3. Свидетели или соучастники?
Та история войны, к которой мы все привыкли с детства, в большой степени была создана мемуарами участников этой войны. Чем выше был военный ранг автора мемуаров, тем с большим пиететом относились историки к этим воспоминаниям и старались подтвердить их своими исследованиями. Историки становились частью процесса по созданию «правильной» версии истории войны. Версии — выгодной государству. Воспоминания крупных военачальников проходили самую тщательную проверку цензоров, которые методично работали в том же направлении — чтобы совокупность мемуаров создавала единую, приемлемую для власти и непротиворечивую картину ВОВ. В условиях закрытости архивов эти воспоминания и стали главным фундаментом исторической картины ВОВ, созданной в сознании населения. К воспоминаниям конкретных заслуженных полководцев и государственных руководителей доверие населения значительно больше, чем к официальной пропаганде или мнению историков.
Так как же следует относиться к этим свидетельствам современников?
Это очень важный и сложный вопрос, на который однозначного ответа нет. Пока историография не станет наукой, которая будет направлена на поиск истины, а не на обслуживание правящей власти, ответ на него, видимо, придется каждому искать самостоятельно. Тем не менее по этому вопросу можно высказать некоторые соображения. Приведем две цитаты одного и того же автора, свидетельства которого часто использовались в этой книге и в особенности в предыдущей главе. Вот первая цитата.