Никто не ответил.
— Ну же, где Ниниэль, отвечайте! — вскричал Турин. — Она первая, кого я хочу видеть; ей первой поведаю я о деяниях этой ночи.
Все отвернулись. Наконец Брандир выдавил:
— Ниниэли здесь нет.
— Это хорошо, — сказал Турин. — Тогда я пойду домой. Нет ли здесь лошади? Или, лучше, носилок я еле на ногах стою от усталости.
— Да нет же! — простонал Брандир. — Пуст твой дом. Ее там нет. Она мертва.
Но одна из женщин, жена Дорласа, — она недолюбливала Брандира, — завопила:
— Не верь ему, не верь ему, господин мой! Он свихнулся. Притащился и кричит, что ты, мол, умер, и это добрые вести. А ты ведь жив. Значит, и про Ниниэль все вранье, что она будто умерла, и еще похуже!
— Ах вот как? Значит, это добрые вести, что я умер? — воскликнул Турин, надвигаясь на Брандира. — Я всегда знал, что ты ревнуешь. А теперь она умерла, говоришь? И еще похуже? Что ты еще выдумал в своей злобе, косолапый? Не можешь разить оружием — так хочешь убивать ложью?
Тогда жалость сменилась гневом в сердце Брандира, и он вскричал:
— Я свихнулся? Это ты свихнулся, Черный Меч с черной судьбой! Ты, и все эти безумцы! Я не солгал! Ниниэль мертва, мертва, мертва! Ищи ее в Тейглине.
Турин похолодел.
— Откуда ты знаешь? — тихо спросил он. — Что, это твоих рук дело?
— Я видел, как она прыгнула, — ответил Брандир. — Но это дело твоих рук, Турин сын Хурина. Она бежала от тебя и бросилась в Кабед-эн-Арас, чтобы больше не видеть тебя. Ниниэль! Она не Ниниэль! То была Ниэнор, дочь Хурина.
И в этих словах Турину послышалась поступь настигающего рока, но сердце его ужаснулось и вспыхнуло яростью, не желая признавать поражения, — так смертельно раненный зверь убивает всех, кто попадется на пути, — и Турин схватил Брандира и встряхнул его:
— Да, я Турин сын Хурина! — заорал он. — Ты давно догадался об этом. Но про мою сестру Ниэнор ты ничего не знаешь. Ничего! Она живет в Сокрытом королевстве, она в безопасности! Это ты все выдумал, подлая душонка, это ты довел до безумия мою жену, — а теперь и меня хочешь свести с ума? Ты решил затравить нас до смерти, хромой негодяй?
Брандир вырвался.
— Не трогай меня! — сказал он. — И уймись. Та, кого ты зовешь своей женой, — она пришла и перевязала тебя, и она звала тебя — а ты не отозвался. Вместо тебя отозвался другой. Дракон Глаурунг. Должно быть, это он околдовал вас. Вот что он сказал перед смертью: «Ниэнор дочь Хурина, вот твой брат: он подл с врагами, предает друзей, — проклятие своего рода, Турин сын Хурина».
И Брандир вдруг расхохотался безумным смехом.
— Говорят, на смертном ложе люди не лгут. Видно, драконы тоже! Турин сын Хурина, — проклят твой род и все, кто приютит тебя!
Турин выхватил Гуртанг — глаза его горели страшным огнем.
— Что же сказать о тебе, косолапый? — процедил он. — Кто за моей спиной выдал ей мое настоящее имя? Кто привел ее к Дракону? Кто стоял рядом и позволил ей умереть? А потом явился сюда, чтобы поскорей рассказать об этом ужасе? Кто собирался посмеяться надо мной? Значит, перед смертью все говорят правду? Что ж, говори, да побыстрее!
Брандир увидел по лицу Турина, что тот сейчас
убьет его. Брандир не дрогнул, хотя у него не было оружия, кроме клюки, — он выпрямился и сказал:
— Как все это вышло — долго рассказывать, а я уже устал от тебя. Но знай, сын Хурина, ты клевещешь на меня. Оболгал ли тебя Глаурунг? Если ты убьешь меня, ясно будет, что нет. Но я не боюсь смерти — я отправлюсь искать Ниниэль, мою возлюбленную, и, быть может, найду ее — там, за Морем.
— Ниниэль! — вскричал Турин. — Глаурунга, Глаурунга ты найдешь там, ибо ему ты подобен! Лжец со лжецом, вместе со Змеем, в единой тьме сгниете вы оба!
И он взмахнул Гуртангом и нанес Брандиру смертельный удар. Люди отвернулись и спрятали глаза от ужаса. Турин пошел прочь, и люди в страхе разбежались с его пути.
Турин, точно одержимый, бродил по глухому лесу, не разбирая дороги. Он то проклинал жизнь и все Средиземье, то призывал Ниниэль. Но наконец безумное отчаяние немного рассеялось. Турин сел и задумался о своих деяниях. Он вспомнил, как сказал: «Она в Сокрытом королевстве, она в безопасности!» Теперь жизнь его рухнула – но ему следует отправиться в Дориат. Ведь это обманы и наваждения Глаурунга мешали ему вернуться туда! И вот Турин встал и пошел к Переправе Тейглина. Проходя мимо Хауд-эн-Эллета, он воскликнул:
— О Финдуилас! Дорого поплатился я за то, что
внял словам Дракона! Помоги же мне советом!
Но едва он сказал это, как увидел на переправе двенадцать эльфов-охотников во всеоружии. Когда эльфы подошли ближе, Турин признал одного из них — то был Маблунг, предводитель охотников Тингола.
— Турин! — воскликнул Маблунг. — Наконец-то свиделись! Я ищу тебя, и рад, что ты жив. Но, видно, тяжкими были для тебя эти годы.
— Тяжкими? — сказал Турин. — Да, тяжкими, как стопы Моргота. Но ты, кажется, единственный во всем Средиземье, кто рад, что я жив. Чему ты рад?
— Ты ведь дорог нам, — ответил Маблунг. — Тебе удалось избежать многих опасностей, но я все же боялся за тебя. Я видел, как Глаурунг покинул Нарготронд, — я думал, что он завершил свои злодейства и возвращается к Хозяину. Но он повернул к Бретилю, а я вскоре услышал от странников, что там объявился Черный Меч Нарготронда, и орки теперь как огня боятся тех мест. Мне стало страшно — я сказал себе: «Глаурунг ползет туда, куда не решаются сунуться его орки. Он ищет Турина». И вот я бросился сюда — предупредить тебя и помочь.
— Ты опоздал, — сказал Турин. — Глаурунг убит.
Эльфы взглянули на него с изумлением.
— Ты убил Большого Змея?! Имя твое навеки прославится меж эльфов и людей!
— Мне все равно, — устало ответил Турин. — Мое
сердце тоже убито. Но вы ведь из Дориата? Скажите, что с моими родичами? В Дор-ломине мне сказали, что они бежали в Сокрытое королевство.
Эльфы не ответили. Наконец Маблунг проговорил:
— Да. Бежали. За год до того, как явился Дракон. Но, увы, теперь их там нет!
У Турина замерло сердце — он снова заслышал поступь рока, рока, что преследует до конца.
— Говори! — воскликнул он. — Да побыстрее!
— Они отправились в глушь, разыскивать тебя, — продолжал Маблунг. — Их все отговаривали, но стало известно, что Черный Меч — это ты, и они поехали в Нарготронд, а Глаурунг выполз и разогнал всю их охрану. Морвен с того дня никто не видел, а на Ниэнор пало заклятье немоты, и она умчалась на север, как лесной олень, и пропала.
К изумлению эльфов, Турин расхохотался во все горло.
— Ну разве не забавно? — вскричал он. — Милая моя Ниэнор! Из Дориата к Дракону, а от Дракона ко мне! Что за подарок судьбы! Смуглая и темноволосая, невысокая и хрупкая, словно эльфийское дитя, — ни с кем не спутаешь мою Ниэнор!
— Да что ты, Турин! — удивленно возразил Маблунг. — Она была высокая, синеглазая, златовласая — обликом подобна своему отцу
Хурину. Ты не мог ее видеть!
— Не мог, говоришь? Почему же не мог? Хотя да, я ведь слеп! А ты не знал? Слепец, слепец, с детства застила мне глаза темная мгла Моргота! Оставьте меня! Уходите прочь! Ступайте, ступайте в Дориат — пусть зимняя стужа оледенит его! Проклятье Менегроту! Проклятье вам! Только этого недоставало — теперь наступает ночь!
И Турин помчался прочь, как ветер. Эльфов охватило недоумение и страх. Но Маблунг воскликнул:
— Что-то небывалое и страшное случилось в этих местах! За ним! Поможем ему, как сумеем – он обезумел и близок к смерти!
Но Турин обогнал их, и прибежал к Кабед-эн-Арасу, и застыл над обрывом. Он услышал рев воды и увидел, что все деревья вокруг увяли, и жухлая листва печально опадает на землю, словно зима пришла в начале лета.
— Кабед-эн-Арас, Кабед-Наэрамарт! — воскликнул Турин. — Не стану я осквернять воды, что омыли Ниниэль. Зло за злом творил я, и злее всего — последнее из моих деяний.
И он выхватил меч и воскликнул:
— Привет тебе, Гуртанг, Смертное Железо! Один ты у меня остался! Но ты не ведаешь ни повелителя, ни верности — верен ты лишь руке, что владеет тобой. Чья кровь устрашит тебя? Примешь ли ты Турина Турамбара? Дашь ли ты мне скорую смерть?
И ответил клинок ледяным голосом:
— Да, я выпью твою кровь, чтобы забыть кровь Белега, моего хозяина, и кровь невинно убиенного Брандира. Я дам тебе скорую смерть.