Жалость, одна только жалость была во мне.
- Хаткинс, - тронул я его за плечо. - Не спите, Томас. Вы забыли? Вам еще надо кое-что мне рассказать. Вы пришли сюда не спать. Очнитесь!
Он со стоном разомкнул веки, и сквозь сонную пелену в его глазах проступила такая безысходная тоска, что у меня сжалось сердце.
- Спасибо, Дэниел, - прохрипел он. - Спасибо... Я не ошибся... У вас доброе сердце... Все, что я узнал о вас, было правильным. - Он беспомощно поерзал на стуле и кое-как уселся прямо. - Я должен умереть, Дэнни, - очень тихо произнес он. - Я знаю точно. Эта старуха с голым черепом вместо головы и косой в руках дышит мне в затылок. И я читаю ее мысли так же хорошо, как мысли любого человека. А значит, она реальна. - Он провел рукой по лицу и посмотрел на меня. - Они не учли, Дэниел, что мое существо - мое истинное существо! разорвет их цепи и выйдет перед смертью на волю... У меня есть сын, - вдруг продолжил он. И сказал это так просто, как будто о чем-то само собой разумеющеемся. - Его зовут Кларк. Кларк Брайтер. Ему скоро исполнится четырнадцать лет. Уже взрослый мальчик...
Он был теперь, кажется, совершенно трезв. Но выглядел - хуже некуда. Как будто опорожненная им бутылка была наполнена не виски, а раствором с болезнотворными микробами.
- Как он появился на свет - отдельная история, и ее рассказывать у меня нет ни времени, ни сил. Я встретил его мать тогда, когда только-только начал выполнять программу этих тварей и слонялся по свету. Пока еще в облике капитана в отставке Томаса Брайтера. Может быть, во мне оставалось пока что-то человеческое, и поэтому я оказался способен полюбить... Мы прожили вместе всего один месяц, я уехал. И в течение двух лет возвращался к ней. Всегда возвращался... А она всегда ждала. Сначала одна, потом - вместе с нашим сыном... А потом ее сбил автобус... Такая глупая смерть. Если бы вы знали, какая это была нелепая смерть!
Он больным и почти безумным взором обвел зал, в стенах и потолке которого отражались искаженные лица посетителей и уродливые фигуры официантов.
- Кривые рожи. Господи, везде одни кривые рожи! Иногда мне кажется, что я не один такой - каждый встречный-поперечный выполняет программу этих тварей. Но это, конечно, не так. Я знаю, что на всей Земле нас, несчастных окривевших, только пятнадцать человек.
- Томас... - произнес я, не зная, чем могу помочь. Он повернулся ко мне:
- Это о н и убили ее. Она мешала выполнению программы. И сбил ее кто-то из моих бывших коллег, из тех пятнадцати - изуродованных около нейтронной звезды. Или тех четверых, которых я не чувствую. Если они все-таки остались в живых...
Он постоянно сбивался с мысли. Казалось, он пытался подвести разговор к чему-то важному и никак не мог. Слишком многое нужно было объяснить и рассказать. И слишком он был пьян. Или плох.
- Вы говорили о сыне, Томас... - напомнил я.
- Да! - Он широко раскрыл глаза. - Да! Спасибо, Дэн. Ради него я и выворачиваюсь наизнанку весь вечер... - Он заговорил сбивчиво, но быстро. - Я очень редко видел его, Дэниел. Как вы понимаете, у меня были более важные дела. Дела тварей... Но сейчас... Если я и тревожусь о чем-нибудь, то только о его судьбе. Прошу вас... Когда я умру, присмотрите за ним... Это несложно. Последние двенадцать лет он воспитывается в частном пансионе "Утренняя звезда". Хорошее место... И почти рядом. В ста километрах от мегаполиса.
- Что я конкретно должен сделать?
- Ничего, кроме своей работы. Напишите обо всем, что я вам рассказал. Обо мне и о Кларке. Этого достаточно. Силы безопасности Земной системы включат свою машину и защитят Землю. А в судьбе Кларка примут участие общественные силы. Он не будет вышвырнут из пансиона на улицу и не останется один на один с этими... С кривыми рожами.
- Что вы имеете в виду?
- Я не знаю, каков уровень контроля над моей жизнью. Они убили Элизабет. Что им помешало расправиться с сыном? А если они хотят использовать его так же, как и меня? Тогда они подошлют к нему кого-нибудь из четырнадцати и сотворят из него монстра. По типу папаши Брайтера... Понимаете, чего я боюсь? И почему я обратился к вам?
Он говорил все быстрее. И все тяжелее дышал. Лицо его стало землисто-серым.
- Слушайте, Хаткинс, вам совсем плохо. Может быть, выйдем на улицу?
- Нет, - отмахнулся он. - Ничего страшного. Спиртное на меня всегда действует плохо. Сейчас отдышусь.
- Тогда скажите, почему вы не обратились в правительственные структуры?
- Общение с агентами спецслужб заказано для меня. Блокировка страхом. Одна из особенностей заложенной в меня программы. Страх держит меня даже сейчас. Если бы я начал беседу с агентом, вот так, как с вами, то просто-напросто потерял бы сознание. Или сдох бы. Как... как собака...
Он вдруг побледнел, навалился грудью на стол и захрипел. Руки его судорожно скомкали скатерть. Очки упали в тарелку с недоеденным салатом. Глаза вылезли из орбит.
- Хаткинс! - Я выскочил из-за стола и кинулся к нему. Но он уже не видел меня. А яростно рыча, слепо шарил глазами по столу и тянул на себя скатерть. Я неуверенно дотронулся до него и почувствовал, как его напряженное тело сотрясают волны мелкой дрожи. Я ринулся к ближайшему официанту за помощью:
- Эй, кто-нибудь!
Я успел сделать всего несколько шагов. А потом могучая волна неведомой упругой силы ударила меня в спину, подхватила и подняла в воздух. И только в полете я услышал грохот взрыва.
Взрывная волна пронесла меня пару метров и впечатала в зеркальную стену по касательной. Этого оказалось достаточно, чтобы вышибить из меня дух. Ровно секунду после этого я видел себя как бы со стороны. Я лежал на полу, а на меня дождем сыпались осколки зеркал и мелкие ошметки окровавленной плоти.
А потом все пропало в абсолютной темноте.
ГЛАВА 2. ТАЙНА "УТРЕННЕЙ ЗВЕЗДЫ"
Я мчался в автомобиле по загородному шоссе к пансиону "Утренняя звезда" и старался унять одолевавшую меня злобу. Злился я на весь белый свет. Но прежде всего - на Хаткинса, втянувшего меня в дерьмовую историю, главным фигурантом которой оказался именно я.
Хаткинс взорвался. Разлетелся на мелкие кусочки. Как будто вместе с салатом проглотил кусок пластиковой взрывчатки. Хорошо, что наш стол стоял в углу ресторанного зала, два соседних столика были пусты, и поэтому никто из посетителей не пострадал. Никто, если не считать сердобольного исповедника заблудших коллег дурака Дэнни Рочерса. Меня шарахнуло об зеркало так, что голова болела до сих пор, и ныли все кости. Только по счастливой случайности меня не порезали осколки зеркал, и теперь я мог наблюдать свою осунувшуюся, но целехонькую физиономию в зеркало заднего вида.
Я разгонял свой автомобиль все быстрее. Шоссе, ведущее к пансиону, было пустынным, так как не являлось деловым транспортным каналом города. Оно ответвлялось от головной магистрали на пятидесятом километре от города и ровной стрелой вонзалось в живописное смешенье лесов, рек и скальных нагромождений на горизонте. Там, в этой полудикой и легкомысленной стране эльфов и фей, находилось несколько комплексов оздоровительной релаксации и детские пансионы.
В частности, пансион "Утренняя звезда". Я ехал туда.
Я ехал туда, чтобы обрести понимание того, что произошло. Почему взорвался Хаткинс? Что с ним случилось? Это убийство или несчастный случай? Связано ли это как-нибудь с тем, что он мне рассказал? И правда ли, все-таки, то, о чем рассказывал Хаткинс весь вечер?
Все эти вопросы я хотел бы оставить на рассмотрение, так сказать, "компетентных органов". Потому что после того, как меня шарахнуло об кривое зеркало, мозги у меня тоже окривели. Они совершенно не работали, и всякое желание заниматься делом Хаткинса пропало. Но пикантность ситуации заключалась в том, что компетентные органы не хотели получать от меня никаких вопросов. Потому что имели свои. Множество. И все они адресовались журналисту Рочерсу.
- Что вы подмешали Хаткинсу в еду?! - орал мне в лицо крепкомордый опер. Я сидел в отделении Криминальной полиции мегаполиса и морщился от боли в затылке. А он орал, как резаный, и своим криком раскалывал не только мой затылок, но всю голову - на несколько автономно гудящих больных кусков. За его спиной в низком старте стояли еще двое. Готовые в любую секунду сменить своего дружка, если он вдруг охрипнет.