Сейчас я со смехом вспоминаю свей "муки", а тогда мне было не до смеха.
День восемьсот девяносто первый.
Профессор был прав, высоко оценивая способности Мартина! Я думал, что он так же, как и я, занимается началами анализа бесконечно малых, как вдруг оказалось, что он ушел гораздо дальше меня и свободно оперирует такими понятиями, как "правило Лопиталя, теорема Ролля" и т.д.! И когда он успел? Я только приступил к высшей математике!
Ему же принадлежит честь раскрытия тайны нашего горючего. Он наконец-то разобрался в расчетах профессора. Оказывается, наши маршевые двигатели работают на молекулярном гелии! Только за счет разрыва молекулы высвобождается огромное количество энергии, он мне называл цифры - около 200.000 килокалорий на грамм вещества, а по скорости истечения газов наше горючее не уступает ядерному! Теперь понятно, как профессору удалось поднять такую махину - без малого 200 тонн.
Мартин определил скорость (тут я не совсем его понял) по смещению звезд. Какие-то параллаксы, замерял... Слаб я в этих вещах... Скорость наша 0.8 с. Март говорит, что это очень много. Может быть и так, может быть и не так - я должен ему верить.
День девятьсот двенадцатый.
Я придумал дело для Марии! Вернее, "придумал" - не то слово. Придумать можно дело такое, которое никому не нужно, только для того, чтобы человек был занят. Нет. Я нашел! Тоже не то. Впрочем, какая разница, как сказать.
Я предложил ей разузнать, какие у нас есть семена, и что нужно растениям для нормального роста. Конечно, имеются в виду земные условия. Но я уверен, что рано или поздно мы куда-нибудь прилетим, и тогда у нас будет готовый агроном.
Мысли мои идут дальше. Я уже слишком стар (относительно, конечно), чтобы изучать что-либо заново, да и возни будет много со всякими устройствами. Мартин - прирожденный инженер. Честно говоря, когда я думаю о конце полета, то только на него и надеюсь.
А из Марии выйдет прекрасный агроном и биолог - недаром большую часть своей жизни на Земле она прожила в лесу, ей близок мир природы.
Сатину же придется приучать к медицине. Врач будет нам необходим. Уже сейчас я или Мартин стараемся незаметно подсунуть ей какой-либо рассказ про врача или больного, спрашиваем ее, не помнит ли она, что такое аспирин, мол, нам надо составить препарат.
Джек? О нем думать рано, он еще мал, склонности его пока не проявились. С ним решать будем позже.
Перечитал свою запись и удивился: впервые в моем дневнике появились надежды и планы на будущее.
День девятьсот восемьдесят первый.
Мартин давно обогнал меня в работе. У парня просто талант. Он уже свободно владеет категориями высшей математики и решает любые задачи по астрономии, а я все еще "плаваю" в двойных и тройных интегралах. Частенько приходится просить его разъяснить мне тот или иной раздел. Если бы он мог учиться в любом университете на Земле, из него вышел бы большой ученый.
А вообще, в последнее время я немного охладел к математике, меня больше занимают социальные науки. Все свое библиотечное время я трачу на эти труды и еще прихватываю по вечерам. Как жаль, что на Земле я не был знаком с коммунистами. Они теперь мне гораздо понятнее и ближе. Хотя, с другой стороны, на Земле, у меня просто не нашлось бы времени, чтобы изучить все эти книги, а, значит, они не были бы мне ближе и по... Фу ты, совсем запутался.
День тысяча тридцать второй.
Этот день я запомню на всю жизнь - день рождения Марии.
Когда был готов праздничный обед, она вдруг вышла к нам не в обычном своем комбинезоне, а в прекрасном белом платье. И тут я заметил впервые, что это уже не ребенок! Нет, передо мной была вполне сложившаяся девушка. До сих пор я думал, что она совсем девчонка. Теперь я понял, как я ошибался.
Впечатление было неотразимое. Даже Март, который всегда относился к ней как к товарищу, как если бы она была мальчишкой, вдруг стал скованным и необычно почтительным. Сабина безудержно радовалась успеху старшей подруги. Теперь мне понятно, зачем они вдвоем уединялись.
Черные, как смоль, волосы Марии, аккуратно уложены вокруг головы, блестящие от волнения глаза, чуть приоткрытый рот, белоснежные зубы - все говорило о том, что она очень довольна впечатлением, произведенным на нас.
Я даже поймал себя на том, что несколько раз обратился к ней как к незнакомой девушке, встреченной впервые...
День тысяча сороковый.
Никак не идет Мария у меня из головы.
Я стал интересоваться, чем она занимается в свои библиотечные часы, то есть я и раньше знал, что она делает, но сейчас стал уделять ей особое внимание.
Оказалось, что она, кроме собственных занятий по растениеводству, занимается вместе с Сабиной домашними делами - шитьем и приготовлением пищи, а также изучением биологии. Это их увлечение и обрадовало меня, и удивило.
Я спросил ее, зачем она уделяет биологии столько времени. Сабина была не в счет - она просто следует примеру старшей подруги.
- Когда мы прилетим, - ответила Мария, - я буду заниматься растениями, вы ведь сами поручили мне это, папа Роб.
День тысяча сорок четвертый.
Я сидел в библиотеке и читал "Капитал". Настолько увлекся, что не слышал, как вошла Мария.
- Папа Роб, - сказала она. - Можно, я отвлеку вас на минутку?
- Да, пожалуйста.
- Папа Роб, я обидела вас чем-нибудь?
- Что за странный вопрос, - ответил я, - откуда ты это взяла?
- А почему вы не так со мной говорите, как раньше? Как-то сухо и казенно. Я в чем-нибудь провинилась?
Я резко повернулся к ней. Ее широко раскрытые глаза смотрели прямо в мои. Я смотрел и смотрел в ее глаза. В них были слезы и скорбь, и... Я не знаю, что еще в них было, но я забыл про все на свете и никак не мог оторвать свой взгляд от этих широко раскрытых карих глаз. Я хотел ей сказать, что она совсем не та, что была раньше, что "гадкий утенок" из старой Андерсеновой сказки превратился в ослепительно красивого лебедя... Но ничего этого я не сказал, а, напротив, нахмурил брови:
- Не придумывай глупостей! Я тебя люблю, как и раньше... - я не смог удержаться и добавил - даже еще больше!
Я не понял, как это случилось, но она вдруг оказалась в моих объятиях, губы наши слились...
Я счастлив, как никогда в жизни!
День тысяча девяносто пятый.
Отпраздновали Новый год.
День тысяча четыреста двадцатый.
Почти год не брался за дневник. Скоро будет четыре года нашего полета. Жизнь течет без изменений. До сих пор я очень боялся, что кто-нибудь из детей заболеет. Теперь этого уже не опасаюсь. По-видимому, мы не захватили с Земли болезнетворных бактерий, ведь "Ласточка" строилась в высокогорной местности, и, кроме того, мы ведем правильный, размеренный образ жизни. Нам не приходится опасаться сквозняков и изменений температуры, да и регулярные занятия спортом дают о себе знать.
Мартин полностью разобрался в расчетах профессора и попытался составить программу для электронной машины, управляющей кораблем. В машине, расположенной за стеклянной перегородкой, оказался блок просмотра программы. Когда Мартин ввел в этот блок свою пробную программу изменения курса, машина голосом профессора сказала:
- Программа составлена правильно, но принята быть не может в связи с несоответствием внешним условиям.
6
День тысяча четыреста девяностый.
Мы сейчас редко бываем в кают-компании. Все время делим между спортивным залом, кухней-столовой, библиотекой и личными комнатами.