И она потянула Сью за руку к мальчику:
- Смотри, это так просто! Надо положить руки вот так и надавить пальцами... Ну, давай же!
- Как, я сама?
- Конечно, - ответила женщина, - только ты сама!
- Я не могу, - сказала Сью, - может быть, лучше пусть это сделает кто-нибудь из конюхов?
- Какая разница! Лучше ты все-таки сделай это сама. Это надо сделать! У тебя будет свой, самый лучший на всей Реке скрипач!
И вдруг Сью увидела Джо. Он появился неизвестно откуда, закрыл собой Томми, и Сью с ужасом увидела его искаженное лицо:
- Заодно вырви и мне язык, Сью! И глаза вырви! - и Сью увидела живые, любопытные глаза Томми в его, до того пустых, глазницах. - А как я буду играть! Еще лучше! Ну, клади руки. Клади же! Как тебя учили?
И он приближал свое, искаженное болью и гневом лицо все ближе и ближе к ней. Сью хотела оттолкнуть его руками, а руки не подчинились! Она хотела убежать, но не могла сделать ни шагу, пыталась позвать на помощь, а в горле застрял противный комок, и изо рта вырвалось какое-то мычание... Усилием воли она протолкнула этот комок, заставила себя закричать... И проснулась.
Свежий ночной воздух вливался в окно. Из сада доносилось пение ночных насекомых...
- Как хорошо, что это только сон! - подумала Сью.
4
- Вы играли сегодня ночью, Джо? - спросила Сью на следующий день. - Я, кажется, слышала вашу скрипку...
- Я играл, но очень тихо... Вы не могли слышать, мисс Сью, ведь людская далеко от господских комнат.
- Нет, я слышала! - упорствовала Сью.
Репетиция давно закончилась, и они втроем (Томми в углу) находились в зале.
- Кажется, что-то такое... - Сью взяла несколько аккордов, запомнившихся ей из мелодии сна.
- Нет, мисс Сью, немного не так. Я играл вот это...
- Пожалуйста, Джо, сыграйте мне.
Джо молча поднял скрипку. Медленные грустные аккорды наполнили комнату. Постепенно, по мере того, как Джо увлекался, они становились все выразительнее и богаче. И вдруг Сью услышала в них безысходную боль. Боль и тоска кричали в каждой ноте, в каждом аккорде! Боль и тоска, и ненависть волной надвигались на нее, обвиняли в чем-то, требовали что-то от нее. Ей слышался звук плетей, ударявших обнаженное тело, и стон большого сильного мужчины, и сдерживаемый плач женщины.
Все, что вошло в плоть и кровь белой девушки, дочери хозяина и будущей хозяйки, все, чему ее учили с самого раннего детства, все, к чему она привыкла с пеленок, запротестовало в ней, и она бросила свои руки на клавиши.
Мощный аккорд диссонансом ворвался в мелодию скрипки:
- Молчи, раб! - требовало пианино.
Но скрипка не поддалась, не послушалась! Скорбь и боль первоначальной мелодии сменились робким протестом. Пианино требовало послушания, а скрипка отвечала ему новым взрывом возмущения. И вот уже слабые аккорды пианино покрыты мощной волной:
- День Гнева настал! Берегитесь, хозяева!
Сью вдруг почувствовала в себе, где-то в сердце, в груди, в руках, даже в кончиках пальцев сумасшедшую радость, ее тоже захватило это чувство, она забыла, что она - белая. Нет, она не забыла, что она белая, но она вдруг почувствовала себя черной! И аккорды скрипки и пианино слились в едином ликующем порыве!
Но вот Джо опустил смычок, и Сью бессильно бросила руки на колени. В ее душе с новой силой вспыхнула борьба. Ей казалось, что все белые, которых она знала и не знала, все ее братья, мать, отец, бабушка, многочисленные дяди и тети сейчас ворвутся в эту комнату, чтобы разделаться с отступницей!
Сью подняла голову и увидела, что из пустых глазниц Джо одна за другой катятся крупные слезы. И она почувствовала, что она должна, обязана немедленно вытереть эти слезы и утешить этого бесконечно несчастного человека, который вдруг стал для нее таким дорогим и близким!
Она снова забыла, что она - белая девушка, хозяйка. Сью вскочила со своего стульчика, подбежала к Джо... Она сама плакала и не замечала этого. Дрожащими руками она вытирала ему слезы, трепещущие губы лепетали что-то...
Левая рука Джо неуверенно поднялась в воздух и легла на ее плечи. И тогда Сью вдруг поняла, что ей надо, со вздохом облегчения приникла к нему и прижалась щекой к его большой и сильной груди... Несколько минут они простояли абсолютно неподвижно.
Какой-то посторонний звук заставил ее резко вырваться из объятий Джо и обернуться: в дверях стояла бабушка, старая миссис... Страх сковал сердце, и она потеряла сознание...
5
Несколько дней Сью дали поболеть.
Наконец, однажды утром в ее спальне появилась бабушка. Темнокожая горничная, причесывающая Сью, повинуясь требовательному жесту, беззвучно исчезла. Миссис Элоиза неторопливо подвинула себе стул так, чтобы солнце не падало ей в лицо, и уселась.
- Сью, дорогая, - начала она после минутного молчания, - мы с мистером Джошуа, - она всегда так называла своего мужа, - мы с мистером Джошуа решили, что пора тебе подарить свое "Евангелие".
Каждая белая девушка собственноручно переписывала "Евангелие". В тот день, когда ей исполнилось десять лет, ей преподносили книгу с чистыми листами. В день своей свадьбы она дарила своему мужу переписанное ею "Евангелие".
- Но, бабушка... Я еще не хочу...
- Ты закончила переписывать святую книгу?
- Да. И заставки все нарисовала.
- Значит тебе уже пора.
- Но...
- Никаких "но". Кроме всего прочего, за тобой долг. Долг белой женщины. Смотри, в каждой белой семье есть дети, но, в основном, это мальчики. Господь Бог не дает нам, белым матерям, девочек. У меня - трое сыновей и одна дочь. У твоей матери - тоже. Поэтому мы, белые, не можем допускать расточительства...
- А как же бабушка Оттилия?
- Оттилия была бы замужем... Но в детстве она упала с лошади... У нее не могло быть детей... Такова воля Господа!
Некоторое время они помолчали. Бабушка понимала, что Сью надо переварить услышанное.
- Бабушка, а как же...
- Что, "как же"?
Все события последних дней снова вспыхнули в памяти Сью:
- А как же Джо?
- Джо? - бабушка сделала вид, что удивлена, хотя давно уже ожидала этого вопроса. - Джо давно уже отвезли. Сколько же можно держать в доме чужую вещь?
- Бабушка! - Он же не вещь!
- Да ты что, внучка? Ты думаешь, что говоришь? Не говоря уже о том, что по закону... Да ты ведь переписывала "Евангелие"! Ты помнишь, что за кара полагается белой женщине, если она позволит негру...
Сью молчала.
- Ну!
Кивок головой.
- Нет, ты скажи!
- Камни... - прошептала Сью.
- Вот, вот! В нее должны бросать камни до тех пор, пока ее тело не скроется под ними, и камни не перестанут шевелиться. Ты этого хочешь? Отвечай!
- Нет...
- Громче!
- Нет, не хочу! - почти закричала Сью.
- А ты представь, что я расскажу мистеру Джошуа? Ты же знаешь своего деда? Для него закон - прежде всего...
Миссис Элоиза немного покривила душой перед внучкой: мистер Джошуа узнал все из ее уст в тот же день, когда свершилось преступление. Но мистер Джошуа и сам знал, когда настаивать на выполнении закона, а когда забыть о его существовании.
- Бабушка, миленькая, не надо... - Сью упала на колени около бабушки и, как когда-то в детстве, уткнулась лицом в ее подол.
- Не бойся, глупая, не расскажу... - сказала бабушка, поглаживая ее волосы.
- Ах, если бы я была черной! - еле слышно прошептала Сью.
- Вот уж глупость, так глупость! - протянула миссис Элоиза. - Уж большей я еще не слышала! Да ты давно уже была бы любовницей какого-нибудь из братьев Этвудов, а то и всех вместе! И думать бы не думала о своем Джо! И уж, наверное, не один твой ребенок оказался бы на другой плантации!