К вечеру мы добрались до ближайшей деревни, которая оказалась вовсе не близкой. По моим подсчетам, от Разрешева (так называлось то село, где нас сначала мучили черти, а потом — похмелье) она находилась километрах в двадцати. Называлась она Закопайка, что как нельзя лучше подходило к нашей цели на сегодня. Мои черные пророчества по поводу подозрений в убийстве, по счастью, не сбылись. Местный блюститель закона, чрезвычайно пузатый пристав, взглянув на тело, тут же заявил, что следов насилия он не видит, поэтому с чистой совестью выдает разрешение на погребение. Интересно, почему это во всех мирах участковые полицейские ухитряются отъесть себе такие животы?…
Проблем с ночлегом опять-таки не возникло. Нам выделили пустующий дом, хозяева которого куда-то уехали. Дом был хорош всем, за исключением того, что находился в двух шагах от кладбища. Местный священник оказался мелким и тщедушным, (даже борода у него была не величиной со снежную лопату, как у разрешевского, а скорее с совок), так что мы с сенатором легко запугали его и заставили принять в оплату за отпевание купюры. Попик был рад взять даже пустые бутылки, только бы мы отстали от него. Пристав, деликатно сделавший вид, что ничего не заметил, после отпевания показал нам место на кладбище, сказал в каком доме есть лишний гроб (это как понимать? По ошибке два сделали, что ли? Или покойник внезапно раздумал на тот свет?), непринужденно принял бумажную благодарность, очевидно не разделяя всеобщего неприятия неметаллических знаков оплаты, и удалился. Мы остались в прикладбищенской избушке, вместе с нашим молчаливым другом…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В которой к нам в гости нагрянули наши соседи
— Гратон! Черт побери, что это вы такое выкопали?
Сенатор внимательно осмотрел дело своих рук.
— Могилу, — убежденно определил он.
— Вы уверены? — не выдержал я.
…После ухода добродушного пристава к нам заявились две полупьяные личности, принесли крест, лопату (со строгим указанием вернуть ее завтра поутру), указали место на кладбище и обрадовали нас вестью, что хоронить неживой прибыток во-первых, нужно сегодня, до заката солнца, иначе, по каким-то местным поверьям, покойник будет недоволен, что отразиться на жизни всей деревни, во-вторых же, хоронить его нам придется самим, чему причиной уже не поверья, а лень местных жителей. Ну неохота им, видите ли, напрягаться из-за чужого покойника. Мол, своих дел навалом, дети по лавкам, короче, справляйтесь сами как хотите.
После ухода добрых вестников было проведено краткое совещание. Сенатор сразу же избрал своей целью копание могилы, взял лопату и ушел, благо недалеко. Когда через несколько минут я вышел посмотреть, как продвигаются дела (все ж таки сто лет человеку), могилка была уже закончена. Гратон явно зарыл (в фигуральном смысле) свой талант в землю. Как могильщику ему бы цены не было. Могила была хороша, глубиной в рост человека (человека, не Гратона, ему она была еле по пояс), вот только почему-то круглая…
— Гратон, где вы видели могилы такой формы?
Он задумался, явно пытаясь вспомнить. Дожидаться результатов мыслительной деятельности сенатора я не стал. А то ведь вспомнит…
— Как мы поместим в нее гроб? — поинтересовался я.
— А гроб обязателен? — засомневался сенатор.
— Да! Гроб обязателен!! Отдайте лопату, прах вас побери!!
…Никаких сил не хватает…
Обиженный Гратон отправился помогать Ане уложить неживого друга в положенную ему тару. Закончить квадратуру могилы мне удалось только где-то через полчаса. Сенатор явно всю жизнь занимался не своим делом…
Потом перед нами встала другая проблема: перемещение приблудного трупа в яму. Погребальная церемония, ввиду небольшого количества участников, может, была и не очень торжественной, но по крайней мере запоминающейся. Оркестр заменяло громкое пыхтение, роль катафалка играл сам гроб, роль возницы — виновник торжества, роль лошадей — мы, тащившие проклятый ящик по земле. По прибытии на место гроб был аккуратно сброшен на дно могилы и присыпан землей. Поменяв несколько мест (мы никак не могли прийти к общему мнению о том, где он должен находиться) крест все-таки утвердился в ногах. Была прочитана краткая (очень краткая) заупокойная молитва, мы на всякий случай простились с умершим и отправились "домой".
Во дворе избушки меланхолично жевал сено подарочный конь (ну, в том смысле, что крестьянин нам его практически подарил). Мы прошли внутрь, прикрыли массивную дверь, по толщине больше подходившую какому-нибудь противоатомному бункеру. Солнце уже практически зашло, его последние лучи вырывались из-за леса и проникали к нам в окошко, но все реже и реже. Усталые и слегка припачканные землей мы решили, что сейчас самое время ложиться спать, чтобы завтра, с утра пораньше, отправиться в путь по направлению к железной дороге. Вообще-то прямо с утра выехать не получиться, нужно хотя бы узнать, в какую сторону ехать, но это уже подробности, узнаем. Сенатор протяжно зевнул, пробормотал: "Утро вечера мудренее", вытянулся на лавке, заняв ее всю, и уснул, по своему обыкновению мгновенно. Мы с Аной неловко замялись у печки, которая осталась единственным местом, пригодным для ночлега. Избушка была не такой солидной, и комната в ней была одна. В ней находились печь, величиной с полкомнаты, лавка со спящим сенатором и стол, бывшее обиталище беспокойного покойника, если можно так выразиться. Лавка была занята, на столе было неудобно (да, после нашего друга, и неуютно), оставалась печь. Даже полатей, по словам Гратона, обязательной принадлежности каждой уважающей себя крестьянской избы, и тех не было (чем бы они таким не являлись). Принцесса явно хотела оккупировать печь в одиночку, но не решалась так прямо мне это сказать. Мне хотелось полежать минут так триста-четыреста, и выживать Ану с печи тоже не хотелось, не по-рыцарски это как-то, не по-графски…
— Эрих, — тихонько произнесла Ана, опасливо косясь на посапывающего сенатора, — можно мне вас… тебя… вас… попросить…предложить…
Благородно предложить ей спальное место, не дожидаясь, пока она поборет в себе вежливость и прогонит меня оттуда сама, помешал стук в дверь.
Стучали то ли ногой, то ли кувалдой, по крайней мере, грохот разбудил даже Гратона, а это о чем-то говорит…
— Кто? — рявкнул я, подойдя к двери, так, чтобы незваный гость сразу понял, что здесь ему не рады.
— Открой! — прорычал непонятливый пришелец.
Ну, сейчас я ему устрою…Обрадованный тем, что есть на ком сорвать раздражение, вызванное усталостью, я отодвинул засов и резко распахнул дверь…На то, чтобы понять кто стоит за ней, мне понадобилась доля секунды. Ее хватило и на то, чтобы захлопнуть дверь, запереть ее и прижаться к ней спиной. Безумным взглядом я обвел помещение, отыскивая пути к стратегическому отступлению.
— Что случилось? — сел на лавке абсолютно не сонный Гратон.
— Да, — поддакнула недоумевающая Ана.
Окно! Узкое, но при желании протиснуться можно. Уж желания у меня сейчас хоть отбавляй… В дверь громыхнули еще раз.
— Кто там? — забеспокоилась Ана. Сенатор спокойно дожидался, пока я перестану валять дурака и спокойно объясню, что стряслось с нами на этот раз.
— Нам нужно бежать отсюда! — выкрикнул я, перемещаясь к окошку, по пути подхватив Ану и сенатора.
— Да в чем дело? — вырвалась принцесса у самого окна. — Почему мы должны бежать?
— Там, за дверью… — как бы подкрепляя мои слова раздался еще один удар. Несокрушимая дверь затрещала, но пока выдерживала, — там — покойник!
— Наш? — деловым тоном уточнил сенатор.
— Нет! — выкрикнул я. — Какой-то совершенно незнакомый покойник… — после очередного удара дверь треснула вдоль… — и если мы немедленно не уберемся отсюда, у нас появится ощутимый шанс с ним познакомиться!
Больше вопросов не возникало. Первой в окно высадилась принцесса, кувыркнувшаяся на выходе и угодив в кусты. Затем выскользнул, как намыленный удав, Гратон. Приготовился к эвакуации я…Тут раздался последний удар и дверь рухнула, открыв недовольного синерожего покойничка, дескать, почему меня никто не встречает? Объяснять ему положение дел было уже некому: я выскочил в окно когда дверь еще находилась в полете.