Глава 5
В которой мы с сенатором оказываемся эксплуататорами, угнетателями, преступниками и злодеями
— Возможно, причина этому в неверно выдержанном радиусе колеса, что приводит к периодическому…
— А я считаю, что все дело в зазоре между осью и колесом…
Вот уже полчаса мы с Гратоном обсуждаем причины, вызывающие мерный стук колес при езде на поезде. Настоящая причина нам прекрасно известна, просто делать нам абсолютно нечего, поэтому мы решили придумать еще несколько. Ана в споре не участвует, хотя именно она и вытащила нас в ресторан. Вагон-ресторан, понятно.
Мы в «погоне» за похитителем уже почти сутки. Большую часть этих суток сенатор и Ана проспали. Сейчас поздняя ночь, (однако ресторан работает). Весь день я был в поезде совершенно один. Нет, конечно, в нем были люди, но мне они совершенно незнакомы. Спутники спали крепким здоровым сном, мне же выпало умирать от скуки. Я уж развлекался, как мог: смотрел в окно, бродил по вагонам, купил себе книжку и пытался читать, на какой-то захолустной станции чуть не отстал от поезда… Ну откуда я знал, что сигнал к отправлению — звон колокола? Хорошо, успел вскочить в уже тронувшийся состав. Кстати, я понял, почему поезда «ходят», а не «ездят». Потому что ту скорость, с которой они передвигаются, ездой назвать невозможно.
Проснулись мои засони только ближе к вечеру. Ана церемонно пригласила меня отужинать в ресторане. Я согласился, в порядке недовольства пробормотав, что еда вскоре после пробуждения называется завтраком. После легкого завтрака-ужина Ана попыталась разговорить меня на тему моих странствий с планеты на планету. Миры различных вселенных все здесь восприняли, как планеты отдаленных звезд. Разубеждать у меня нет ни сил ни желания… Больше всего Ану заинтересовала одежда и внешность тамошних женщин. Я рассказал ей об одной своей знакомой, женщине-воине, с которой был очень близко знаком. Очевидно мой рассказ скромницу Ану не обрадовал. Действительно, кожаные облегающие брюки и кожаная же повязка на груди по здешним меркам — верх неприличия и разврата. Чтобы переубедить Ану в характеристике моей знакомой, я сказал, что та была очень скромной и неприступной, например она очень стеснялась целоваться… Разговор принял совсем уже неподобающие для воспитанной девушки формы, поэтому Ана потребовала прекратить рассказ о «распутницах, носящих брюки, и совращающих мужчин своей голой грудью». Тут еще сенатор предложил мне выкурить сигару. Нет ничего лучше крепкого табака после вкусного ужина, поэтому я, естественно, с удовольствием согласился. Ана изумленно на меня посмотрела, затем резко встала и объявив, что не хочет находиться в компании бесстыдников, врунов и курильщиков, ушла за соседний столик, где принялась отчаянно флиртовать с молоденьким офицером, смущавшемся и красневшем. Почему она так разозлилась? Я никогда не скрывал, что курю… Мы с сенатором попытались вспомнить славное прошлое Гратона, что не очень получилось. Сенатор откровенно путался в именах, датах, событиях и их причинах. В итоге мы нашли тему колесного стука и весело придумывали все новые и новые версии.
Сейчас Гратона можно было с полным правом называть «сенатор». В ресторане ехало слишком много народа, чтоб среди них не нашлось хотя бы одного, знающего его в лицо. Гратон, когда его спросили, не Гратон ли он, случайно, не стал отпираться, ответил, что да, конечно, это он, причем ни о какой случайности не может идти и речи. Меня он представил, как своего любимого внучка. Никому и в голову не пришло что даже правнуки сенатора старше меня раза в два.
Вот так мы ехали тихо мирно, под стук колес, имеющий, по нашей версии, уже двадцать две причины. Тут и начались приключения…
С оглушительным грохотом распахнулась дверь в ресторан. Через секунду я сообразил, что грохот издала не дверь (хотя и распахнувшаяся), а вон та черная дымящаяся штука, чересчур похожая на револьвер, чтобы им не являться…
Револьвер держал в руке молодой человек… а может и не молодой, и не человек… в смысле, может быть и девушка в мужской одежде. Определить возраст и пол не представлялось возможным, так как лицо некультурного вошедшего закрывала тряпочная повязка, делавшая его слегка похожим на хирурга, приготовившегося к операции. Ага, к операции по удалению чужих кошельков…