Нужно было немедленно тормозить и, переведя управление на ручное, сделать классическую вертикальную посадку… Однако Иоганн ощутимо растерялся, увидев отчаянно пищавший датчик Андриса, где среди сплошного алого поля бессильно трепетали последние всплески зелени. Потребовались минуты, чтобы прийти в себя, и удобнейший момент для остановки был упущен. Потом рука Ладвина сама собою потянулась к кнопке проверки режима запасного блока питания, и новым потрясением стал тот факт, что аккумуляторы оказались в полной исправности, только вместо положенных двадцати часов непрерывной работы в аварийных условиях они почему-то разрядились в мгновение ока. Иоганн машинально поставил их на подзарядку и потратил ещё несколько драгоценных секунд на совершенно излишний осмотр остального оборудования. А после этого принимать какие-либо решения было уже поздно: кабина вездехода вновь утратила свою миниатюрную иллюминацию, и шанс избежать катастрофы исчез вместе с лёгким световым бликом…
Ладвин до упора выжал на себя рычаг пневмоустановки, бросая в помятые крылья ничтожный запас сжатого воздуха, что помогло продлить отчаянный полёт. Но долго так продолжаться не могло, а земля внизу по-прежнему была неприветлива. Пошла мучительная борьба со штурвалом, но отвернуть вправо не удалось из-за ветра, а впереди и слева полукругом приближался уже настоящий густой лес, не оставлявший никаких шансов на продолжение неверной игры.
Спасение пришло внезапно в виде невзрачного водоёма — полуболота, полуозерка с пологим песчаным берегом. Здесь уже Иоганн не зевал и решительно направил гравикатер вниз, изо всех сил стараясь его держать в относительном равновесии. Грязная рябь воды неотвратимо приближалась, и лишь самое обыкновенное везение помогло бы более-менее удачно приводниться. Мощным нажимом руля Ладвин сумел приподнять заострённый нос вездехода как раз в тот момент, когда его пирамидальный корпус прочертил по колышущейся поверхности глубокую, брызжущую борозду. И спасительного инерционного запаса еле-еле хватило: когда всё закончилось, и катер, вздрогнув в последний раз, зарылся правым бортом в песок, обломки его хвостового псевдокрыла были полностью покрыты водой.
Ладвин очухался не сразу, хотя и не получил повреждений, за исключением сильно ушибленного плеча. Выбраться наружу оказалось непросто, так как открыть замок защитной полусферы над кабиной пилота не представлялось возможным. Во всяком случае, нормальным образом, посредством нажатия кнопки.
Иоганн понял, что придётся ещё немного попотеть, однако прошло не менее полутора часов, прежде чем с помощью ножа и других мало приспособленных для этого дела инструментов ему удалось буквально разворотить внутреннюю бортовую обшивку и выломать части запора. После этого он обессиленно расплылся в кресле, тяжело пытаясь сообразить, что же делать дальше.
Думалось плохо. Лёгкий, тёплый ветерок приятно обдувал разгоряченное лицо начальника Станции, его стало клонить ко сну. С большим усилием он оторвался от этого опасного занятия и решительно защёлкнул на правой руке браслет-биостимулятор. Очень скоро всю усталость словно рукой сняло. Теперь больше суток о питании и отдыхе не стоило беспокоиться, а до Базы, наверное, было недалеко. Вся загвоздка только в направлении.
Похоже, что в здешних местах господствовал своеобразный полный штиль. Ничего не действовало — на руке у Иоганна погасли даже часы и собственный индикатор личности, а ведь и у мёртвых он продолжал источать свой красный, постепенно темнеющий свет в течение пяти часов после биологической гибели организма! Ладвин поёжился и перевёл взгляд на «абсолютный компас», который при любых условиях обязан был показывать местонахождение Станции или север, юг и так далее. Увы — он не показывал ни того, ни другого. Но наибольшей неприятностью стал выход из строя бластера. Ладвин проверил обойму, пару раз поменял в ней энергетические заряды, долго щёлкал затвором, но безуспешно. Вместо грозного оружия в его руках покоился бездействующий предмет из сложного сплава «г»-образной формы, который пришлось со вздохом спрятать обратно в кобуру. Теперь единственным средством защиты оставался короткий нож. Иоганн прицепил его к поясу, поднялся и вылез наружу — больше в вездеходе делать было нечего.
На пригорке он остановился и в замешательстве огляделся по сторонам. Ничто не указывало нужное направление, и База могла находиться где угодно, в том числе, и за тем самым мрачным бором, который преградил ему путь. Но туда идти инстинктивно не хотелось, а три остальные неустановленные части света выглядели в бинокль совершенно равноценно в качестве возможной дороги домой. Вдобавок сложная оптика тоже потеряла все свои спецэффекты и теперь давала лишь простое увеличение. Однако и без её помощи удалось разглядеть слева от бора мрачные чёрные скалы и на некотором удалении от них — две высокие сосны, словно бы вросшие в скользкие зелёные валуны. Представлялось вполне логичным дойти до этих деревьев и, взобравшись на одно из них, определить собственную диспозицию. Воображаемая дорога хорошо просматривалась и выглядела нормальной за исключением многочисленных подъёмов и спусков.
С сожалением посмотрев в последний раз на брошенный вездеход, Иоганн быстро двинулся вперёд. Очень скоро тоскливая безжизненность окружающего мира стала всё сильнее портить и без того скверное настроение. Вокруг не было ни птиц, ни насекомых, не встречались цветы и ягодные растения, а невысокая, пожелтевшая трава и почти безлистные кустарники, напоминавшие отвратительный пустынный саксаул, угнетали своим примитивным однообразием. Потом стали попадаться и такие места, где почва рассыпАлась в прах под подошвой сапога, как будто здесь месяцами не выпадали осадки. Совсем рядом воды хватало, а тут сам воздух был суше и горчил, словно состоял из одних пылевых частичек. Дальше пошло ещё хуже, ибо те самые подъёмы и спуски, которые с лёгкостью преодолевались в начале пути, неожиданно принялись удлиняться, превращаясь из обычных равнинных неровностей в глубокие котловины. С немалым трудом преодолев две из них, Ладвин замер на краю третьей, внезапно сообразив, что отсюда, сверху, его глаза не фиксируют никакой особенной крутизны! Он обернулся назад и был потрясён, увидев небольшую ложбинку, хотя только что долго и трудно вылезал именно из неё — из пыльной, огромной ямы…
Иоганн стоял, как вкопанный, пытаясь справиться с приступом необъяснимого страха, от которого медленной судорогой сводило живот и начали подрагивать колени. Немного совладав с собою, начальник Станции бросил взгляд в сторону оставленного гравикатера — да, он был далеко; потом посмотрел вперёд — ага, деревья оказались значительно ближе! Это же подтвердила и бесстрастная оптика, едва он поднёс бинокль к лицу. Но ожидаемое облегчение не наступило. Ладвин вдруг понял, что не может и приблизительно определить, сколько времени прошло с того момента, когда он покинул место своей аварии. Часы не работали, солнца не было видно, а дневной свет не стал ни ярче, ни слабее. Его же собственная усталость вполне могла быть и куда большей, не воспользуйся он биостимулятором. Кажется, в этом физически не постоянном мире человеческие органы чувств не успевали схватывать часть происходящего или, наоборот, воспринимали слишком много в единицу времени, заставляя аналитический отдел мозга давать сбои…
С большим усилием удалось взять себя в руки и снова двинуться вперёд, на сей раз избегая новых спусков в странные впадины. При этом путь заметно удлинялся, зато на душе стало спокойнее. Словно войдя в положение заблудившегося человека, местность пошла значительно ровнее. Так Иоганн прошёл без приключений ещё с милю, однако всё время испытывая странный дискомфорт. Пытаясь уловить его суть, он рискнул отвлечься от размеренного ритма движения, и сразу же боковым зрением зафиксировал слева от себя какой-то плывущий тёмный силуэт. По мере поворота головы, силуэт становился чётче, обретал размеры и форму и наконец принял облик всадника на чёрном коне. Трудно сказать, как долго неизвестный ехал невдалеке от начальника Станции, но не вызывало сомнения, что возник он здесь не из небытия, а, скорее, из-за соседних деревьев, которые служили весьма посредственной маскировкой.