Ответа Ладвин сразу не получил. Эта лёгкая заминка побудила его проследить за взглядами обоих витязей и убедиться, что они устремлены на девушку. Ладонь её правой руки поднялась и резко опустилась, что везде и во все времена означало для говоривших требование замолчать и обратиться в слух. Ладвин увидел, как кони мужчин отступили попарно вправо и влево, образуя короткий коридор, в конце которого и оказалась всадница. Сама же она не тронулась с места и лишь немного наклонила голову.
— Знаете, Иоганн, нас полностью устроил бы ваш нейтралитет, — её голос звучал вполне доброжелательно для такой непростой ситуации и, наверное, поэтому казался очень приятным и чистым, — однако дело в том, что земля, на которой вы без спроса обустроились, является собственностью Королевской Династии № 3. Она сейчас самая древняя в Галактике — во всяком случае, никого из представителей Династий № 1 и № 2 мы не знаем — и владеет этими землями очень давно, не менее двадцати тысяч лет. Конечно, были и такие времена, когда власть узурпировали всякого рода самозванцы, однако подлинные права всегда имелись только у нас. Они неоспоримы и защищены основными правилами хранения документации особой важности. В том числе, памятью «Архивного Аналитика» и даже «Фондом Истины», который, как я слышала, уважают и у вас.
— Уважают, но в «Элите», главным образом, — с досадой пробормотал Ладвин, чувствуя, что никакой ясности не наступает, а всё, напротив, запутывается самым нелепым образом. — «Архивные Аналитики» имеются и в наших системах. Правда, называются они «Архивы Сектора» и обладают большой самостоятельностью.
— Это мне известно, — девушка удовлетворённо улыбнулась, — а поскольку единого Космического Закона для населённых миров так и не было создано… верно, Мстислав?
— Верно, Королевна, хотя твой Серж рассказывал, что столько раз пытались объять необъятное!
— А коли так, то внутренние законы, зафиксированные последней моделью «Архивного Аналитика» любой отдельно взятой планеты, являются обязательными для всех!
— Ловко! — невесело усмехнулся Ладвин. — Вы очень изобретательно хотите доказать, что права вашей семьи абсолютны и для «Элиты», и для нас!
— Нашей семьи, к сожалению, нет, — медленно возразила девушка, — и поэтому мои слова о Династии были, наверное, не слишком скромными. Из-за трагической гибели родителей, последовавшей через пять лет после моего рождения, род Рэчери сохраняется только по женской линии, и его возглавляет моя старшая сестра. Она-то есть настоящая Королевна, а я всего лишь маленькая самозванка с фамильной короной на голове… — последние слова сопровождались немного кокетливой, но печальной улыбкой.
— Однако поскольку вы сёстры…
— Нет-нет-нет! Я лишь по её просьбе представляю в этих краях её же интересы… интересы фамилии, что бы там ни говорил Серж. И я обычная подданная, как и эти молодые люди, а потому не нужно никаких титулов. Зовут меня Малинка. Вообще-то, здесь ягода такая растёт, очень сладкая…
— Справедливое замечание, — с иронией изрёк Мстислав. — Как видите, мы не сумасшедшие и не самодуры, а всего лишь слуги Короны и об ее благе единственно и заботимся. Глава Династии Старшая Королевна живёт на севере в своём родовом замке и не любит путешествовать, но дала нам право принимать от её имени очень ответственные решения!
— В частности, как быть со мною, — Ладвин решил пока не расширять эту тему.
— В том числе, как быть и с вами… Поскольку сгонять ваших людей с насиженного места равнозначно объявлению войны — а мы уже ведём одну и на два фронта действовать не хотелось бы — то можно оставить всё, как есть, если вы примите наши условия.
— Однако ежели любезный Иоганн начнёт сейчас разливаться соловьём, что ему нужно подумать в тишине и одиночестве или поставить в известность вышестоящее руководство, — подал голос Герберт, — то переговоры не состоятся вообще.
— Ребята, а вы точно уроженцы этой планеты? — выразительно поинтересовался Ладвин. — Может быть, передо мною посланцы «Синдиката»? В таком случае мы сговорились бы скорее!
— Очень любопытно, что государственный служащий так высоко ценит преступную «куклу Синди», — многозначительно заметил Мстислав. — Нет, господин Ладвин, с такой игрушкой мы не играемся, хотя кое-что про неё слышали.
— Охотно верю, только хватка у вас больно жёсткая — вполне на профессиональном уровне!
— Ну вот, а вы говорили о нашей ограниченности!
— Да, я уже вижу, что ошибся…
— …и продолжаете ошибаться, считая ироническую линию поведения наиболее выгодной для себя, — осклабившись, сообщил Герберт. — А поскольку вам угодно балаганить, то и серьёзных разъяснений не ждите.
— Ладно, это тоже ответ, — промолвил Иоганн, с трудом уговаривая себя не реагировать. — Итак, я полностью сосредоточен и ожидаю условий.
— Да вы не пугайтесь так! Их всего два, и они вполне разумны, — ободряюще улыбнулась Малинка. — Давайте считать, что вы арендуете у нас землю, где построили Станцию, за определённую плату. Это справедливо и взаимовыгодно — весть о нашем договоре быстро распространится, и богатыри не будут к вам приставать.
— Богатыри?
— Да, это наши старые враги, и Династия постоянно воюет с ними из-за «Спорных Территорий» — воюет давно, века… Не беспокойтесь, столкновения происходят значительно южнее вашей Базы, и в конфликт вас не втянут. Но принимать у себя любых гостей, кроме меня и витязей, запрещается.
— Это условие легко выполнимо, — сказал Ладвин. — Можете оповестить, кого сочтете нужным, что по королевскому приказу Станция для посещений закрыта. А вот что касается платы…
— А она большой не будет, — успокоил Мстислав. — Допустим, две тысячи в год.
— Две тысячи… чего? — переспросил Ладвин.
Мстислав сказал.
— Ну… однако, это мно-о-го! — озабоченно протянул Ладвин, испытывая почему-то желание как следует поторговаться. — Эдак вы нас всего запаса лишите!
— Послушайте, Иоганн, не надо прибедняться, — недовольно поморщился Мстислав. — Наверное, вы уже поняли, что Династия в курсе современной жизни!
— Да… и это очень подозрительно!
— Напротив, вполне объяснимо, в чём вы и сами убедитесь, когда… когда мы немного подружимся, — пообещала Малинка. — Вот для примера: у витязей имеются «аналитики», а отсюда следует…
— Хорошо, — Ладвин сделал значительное лицо, — предположим, в это можно поверить. Однако никаких доказательств всему сказанному я не вижу, за исключением весьма странных эмоций одного бородатого парня… А судя по вашей, прямо скажу, мастерской манере вести переговоры, интригуя и угрожая не известно чем, вполне можно предположить, что вам знакомо и такое понятие, как «блеф»!
Реакция на это заявление была весьма разнообразной. Малинка поглядела на Ладвина как-то странно, а затем обернулась к Мстиславу, словно за советом. Тот равнодушно зевнул и известил окружающих, что «у этого отставника неплохая выдержка!» — было трудно понять, доволен он или сожалеет по данному поводу. Однако повторные эмоции «бородатого парня» оказались самыми сильными.
Очень громко и не стесняясь в выражениях, в которых преобладала совершенно отвратительная для этого языка сексуальная нецензурщина, Герберт заявил, что все недочеловеки, сбежавшие, как трусливые зайцы, во Внешний Космос, давно уже вырождаются; что оценка умственных способностей наглого командира самозваной станции была недопустимо завышена, и что он, потомственный витязь, оставаться в компании такого олуха больше не намерен.
— …и хоть в лепёшку разбейся, а убогому ничего не втолкуешь! — яростно чеканил он. — Подумать только: в самые дебри окостеневшей «Паутины» залез, теперь жить ему осталось всего ничего, а без доказательств ни шагу! Ну, подохнешь ты через три четверти часа, дурак старый, тогда убедишься? Тогда будешь доволен? Да и мы, если срочно отсюда не смоемся, лишь минут на пятнадцать-двадцать больше тебя протянем, а потом «истинная сила» даст сбой — и рядышком костьми ляжем… Или есть желающие? — Герберт гаркнул так громко, что все невольно вздрогнули, и решительно начал поворачивать коня. — Непостижимая же вещь — переть через «Паутину» к «зоне смерти» и рассуждать с умной рожей на отвлечённые темы!
Всё это и утомляло, и озадачивало, однако Ладвин стоял спокойно и слушал раздражённую брань вполуха, больше следя за реакцией Младшей Королевны. С удовлетворением он отметил, что и на неё откровенная похабщина произвела самое худшее впечатление: её лицо постоянно искажала брезгливая гримаса, и она еле сдерживалась, чтобы не зажать уши. Тем не менее, пересилив себя, девушка вздохнула и обратилась к Герберту с просьбой вести себя приличнее.