— Ты больше меня не любишь! Когда я в тебе так нуждаюсь, ты только смеешься! — Она заплакала.
— Ну, Паула! Ты же знаешь — я тебя люблю. И не думаю, чтоб Глен что-то имел в виду.
Она вспыхнула, как спичка:
— Нет! Конечно, имел! Я знаю его лучше, чем ты! Сейчас он просто ужасен!
Марсден взялся за пластиковую ручку ружейного чемодана. Эта женщина может его наизнанку вывернуть, сделать калекой! Облизал губы и снова попробовал ее утешить:
— Все в порядке, Паула. Не волнуйся. Подумай спокойно. Нам придется…
Она смотрела на него с экрана — прекрасное лицо в сверкающей оправе гладких белокурых волос; спокойное до бессмысленности, хотя иногда в ее глазах вспыхивали искры панического бешенства, — это ее свойство всегда поражало Марсдена.
— Прилетай сейчас, Дуг! Глен куда-то убрался, наверно к той рыжей хохотушке, помнишь — такая дура из Юстиции… Ты мне нужен, Дуг! — Она протянула к нему руки. По щекам покатились крупные слезы.
— Мне нужно в лагерь, — начал Марсден. Но еще до того, как в ответ на эти слова глаза ее то ли умоляюще, то ли негодующе расширились, он малодушно заторопился: — Я буду, Паула! Сейчас!
— О Дугги, как я тебя люблю!
Она прервала связь. Он тоже погасил экран и стоял, сердито глядя на свои сумки, чемоданы, ремни. Да, теперь они грызлись, причиняли друг другу боль, но она и впрямь нуждалась в нем — это несомненно. Впрочем, во всем этом столько всяческих подвохов!..
Он позвал Шари и, когда девушка — со странной нерешительностью — вошла, сказал резко:
— Вот, кое-что изменилось. Вы летите в лагерь. А я подъеду туда завтра.
Она ответила не сразу, и он взглянул на нее, оторвавшись от своих чемоданов. Секретарша уставилась на него так, словно он у нее на глазах превратился в дракона.
— Шари?
Медленно и тяжело, будто слова делали ей больно, она спросила:
— Это… та женщина… Лейден?
Он разозлился — что ей надо?
Чтоб не показать дрожи в руках, он начал затягивать ремень на чемодане. Но проглотил злобу и не знал, что сказать, чтоб не разрушить завязавшуюся дружбу.
— Вы, верно, не захотите после этого со мной и разговаривать, Дуг. Но я знаю. Мне, конечно, следовало бы промолчать… Она вам добра не принесет. Да вы и сами об этом догадываетесь. Вот что скверно.
— Пожалуйста, Шари! — только и смог он пробормотать. Закрыв глаза, помотал головой. — Нет, Шари! Не надо. Отправляйтесь-ка к Стиву в лагерь. Я буду там завтра.
— Но вы губите себя! — закричала она с какой-то обидой.
— Я ее люблю. Вот и весь сказ! — Он подхватил чемодан и выбежал из комнаты. Шари смотрела ему вслед, прижав руку к губам, лицо ее побледнело…
На этот раз флайер всю дорогу летел на одной скорости. Дуглас с размаху посадил машину на крышу и вбежал в дом — в розово-бежевый салон: всюду ленты и хрусталь, экзисенсный альков и в нем — изящный диван, обивка пурпурная с розовым. Никакие телевизоры не портили этот уютный уголок. Бар-робот уже приготовил ему любимый напиток — джебаль-цитрус. Глядя на Паулу, Дуглас автоматически взял стакан.
Она раскинулась на диване. Фигуру облекал серебристый газ; белокурые волосы, строго уложенные, в виде двух крылышек, спадали на обнаженные плечи. Глаза ее были сегодня чрезмерно подчеркнуты косметикой. На пальцах сверкали кольца… Паула протянула руку:
— О Дугги, дорогой!..
Ему показалось, что он движется словно в замедленной съемке или под водой, что он плывет к ней над ковром. Стакан с напитком выпал из его руки. Он упал у ее ног и сгреб ее всю разом в свои объятия. Лихорадочно она прильнула к нему, трепеща и задыхаясь, напрягаясь и выгибая спину.
— Глена не будет всю ночь… мы сами по себе… у нас целая вечность!..
Он же говорить не мог. Он давил всей своей тяжестью. Она застонала. Она ждала именно этого, и он мог ей это дать — он и сам больше всего на свете хотел того же. Дуглас снова видел себя со стороны — наблюдал, клинически регистрировал, как его руки, тело, губы выполняли заданные движения — то, что связывало их двоих в единый узел. Он, может быть, так и не станет чемпионом, но сейчас можно забыть глупые вселенские амбиции. Теперь для Дугласа Марсдена вся жизнь сосредоточилась здесь — в этом розовом дамском салоне Паулы Лейден.
После первого приступа страсти она вдруг спросила:
— Ты припарковал свой флайер, дорогой?
— Клянусь Папой! Нет!..
Она присела в клубке оборванных драпировок.
— Ты идиот! Соседи!.. Это мы можем быть «разрешительными». Терпимыми. Но ты же знаешь деревенских соседей!..
Он выскочил на крышу, проклиная свою глупость. С Паулой он совсем потерял голову..
Загнав флайер в гараж и поручив роботу надзор за ним (Глен Лейден содержал превосходную квартиру с удобствами по высшему классу), Марсден на секунду задержался: оперся о парапет, чтобы бросить взгляд на Черекровец. Он еще ощущал теплую, мягкую плоть Паулы в своих объятиях… На город опустился вечер. Многочисленные щупальца — водные протоки дельты — вились меж домов и строений, отражая мириады огней, стремясь к морю. Еще целая ночь до возвращения мужа Паулы… Солнце садилось за крыши предместий, и тени быстро ползли по улицам и сереющим полоскам рек… Почувствовав холод, он ушел в дом.
Потом они пообедали в «Красном дереве». Марсден ел лихорадочно, быстро, не отводя глаз от Паулы. Она же забавлялась едой, находя огрехи у роботов-официантов и требуя, по малейшему поводу, свежих порций. Он почувствовал облегчение, когда они вновь оказались в ее салоне. А ведь он уловил обрывки разговоров с соседнего столика: «…Серьезная ситуация. Везде ходят слухи. — Ты знаешь, откуда эти слухи. — Президент скоро будет действовать…» Но Дуглас думал только о возвращении на пурпурно-розовый диван.
Полуобнаженная, она лежала на спине, лукаво улыбаясь ему, спрятав в волосах скрещенные за головой руки. Он склонился над ней:
— Ты все еще вертишься в этих противных Спартанских кругах?
— Паула! Ты же знаешь, что я бросил их много лет назад.
— Я хочу, чтоб ты не бился в декатлоне. Глен говорил, что только двое могут там победить: Чэнгтон и Куллифорд.
— Ну, это его дело.
— Когда он ко мне ласков, то уж ласков, Дугги.
— Ласковей меня?
— Что спрашивать! — Она приподнялась, обняла его голову и поцеловала, медленно скользя языком по губам Дугласа, — это заставило его вздрогнуть от страсти.
— Нас в этом году одиннадцать участников. Потому только и потребовался Куллифорд. Декатлон — это как раз для меня! — Он с трудом разжал невольно сжавшиеся кулаки. — Я могу побить их всех! Я знаю, что могу.
— Конечно, можешь, дорогой. Разве я не знаю?
— Это значит — я не увижу тебя больше месяца.
— Тогда нужно заставить эту ночь послужить за целый месяц!
Вспомнив что-то, она добавила:
— А кстати, я думаю — Глен возьмет меня в Гартерсфорд. У его матери там какое-то глупое судебное дело. Как хорошо, что в наших условиях нельзя заводить всякие там усадьбы, имения… Знаешь, на Земле когда-то страшные были времена — выбирали, кому что иметь. И как они делили землю. Даже войны вели! — Она сделала гримаску. — Нет, ты только представь!
— Экзисенсы о войнах очень популярны.
— Только среди мужчин. Это потому, что все вы — звери!
И Дуг показал ей, что в какой-то степени она права. Потом он присел, тяжело дыша. Освеженным он себя не чувствовал…
— Если ты уезжаешь — то что ж плохого, если и я уеду тоже?
— Конечно. Я буду скучать по тебе, Дугги… страшно!
— И я буду скучать.
Артатеркс — прандрианский кот-гигант с длинной, шелковисто-мармеладной шерстью — прошел по комнате, выражая всем своим видом презрение. На нем был надет ошейник с рубинами. При виде животного Марсден почувствовал резкое отвращение. Даже подтянул ноги на диван. Паула изогнулась, и они очень комфортно соединились. Ночь продолжалась…
Под утро Паула проговорила лениво:
— Глен говорит — они, верно, скоро опять передвинут Черекровец. Я скажу тебе — ягода в эти дни какая-то вялая. Папа-Рад вроде бы совсем пропадает. Вот это самое неприятное.