Я счел благоразумным отозваться лишь на последний вопрос.
— Из деревни. С поручением от отца Мензер.
— А теперь передай ему мое поручение немедленно явиться.
Мое сердце исполнилось отваги. Я понял, что, кроме меня, защитить Халлы некому.
— Честь Мензер для меня дороже всего на свете! — пылко воскликнул я.
Она проворчала:
— У тебя одна Мензер на уме, а я отвечаю еще за сотню девушек. Мне доверили своих дочерей родители.
— Если нельзя, я не приду больше никогда. Но несправедливо думать плохое о Мензер. Поверьте, муэллиме.
Она несколько смягчилась.
— Девушкам кажется, что в городе они вольные пташки. А волей тоже надо уметь пользоваться. Не переступать дозволенного. Ты ведь не хочешь, чтобы поползли грязные слухи о Мензер?
— Да за что?! Кто посмеет?
— Ах, братец, знаешь, как джейраны бегут? Один бросится со скалы — и все следом. Дурное слово не остановить, если уж сорвалось с губ.
Я не мог не согласиться и сокрушенно кивнул. Она окинула меня еще раз внимательным взглядом, круто повернулась, не прибавив ни слова, ушла. Ее башмаки дробно застучали по лестнице. Мне не приходило в голову, что эта женщина, по-простонародному повязанная белым шерстяным платком, одетая хоть и опрятно, но без всяких претензий на моду, не просто служащая педагогического техникума, а его директор. Несмотря на зычный резкий голос, она пробудила во мне симпатию и доверие.
Я медленно, понуро удалялся от общежития, поминутно оглядываясь. Нет, никого не видно.
Заскрипела боковая калитка. Выскользнула фигурка, закутанная в длинную шаль, только глаза выглядывали.
— Вы Замин?
— Я.
— От Мензер. — Она сунула мне в руку клочок бумаги и исчезла.
Только отойдя подальше, скрывшись за пригорком, я осмелился развернуть записку. Вот что в ней было написано: «Дорогой гага! Завтра после занятий жду тебя возле детского дома. Сюда больше не приходи. И не обижайся на нашу директоршу; такой уж у нее нрав! Жду».
10
Лекция длилась два часа. Мы изнывали в душной комнате, стены которой были сплошь увешаны схемами и чертежами. Но разве поймешь мотор машины только по рисунку? Настоящая учеба начиналась во дворе, возле старенького автомобиля с кузовом, крытым брезентом. Я любил эти практические занятия, но сейчас мысли мои рассеивались. Вновь и вновь перебирал в уме слова сердитой голубоглазой женщины о соблазнах девичьей свободы и о больших бедах, начало которым кладет иногда сущий пустяк.
Я сел за руль, включил скорость, выполнил программу урока без запинки, но как-то машинально. Слова сердитой директорши продолжали звучать в ушах и казались мне частями разъятого целого, наподобие тех унылых настенных чертежей, которые никак не хотели складываться в моем мозгу в стройный разумный автомобильный мотор. Однако, взявшись за руль, я мгновенно успокоился. Уже не думалось, из чего состоит коробка скоростей. Я становился повелителем машины и легко, плавно переводил ее с первой скорости на вторую. Может быть, нечто подобное происходит и в жизни?..
Инструктор громогласно убеждал нас:
— Первое условие профессии водителя — уверенность. Сев за руль, ты должен отключиться от всего другого. Помните: автомобиль и ты — нераздельное целое. Рассеянность водителя то же, что неполадки в моторе. Возьмем такой пример. Отдаленная пустая дорога. Неожиданно перед машиной возникает яма. Надо сохранять хладнокровие, убавить газ, переключить скорость. Испугаешься, запаникуешь, руль вырвется из рук, и машина полетит вверх тормашками в канаву!.. Объясняю еще проще. Вот вы от кого-то удираете. Бежите изо всех сил. На пути довольно широкий арык. Как поступить? Замедлить бег? Осмотреться? Ни в коем случае. С ходу перепрыгнуть. У жизни суровые законы: кроме движения вперед, иного пути она не признает!
Мне показалось, что инструктор говорит для одного меня. Каким-то таинственным образом он проник в мою душу, вызнал все мои сомнения, колебания и таким способом решил наставить и подбодрить. Только фамилии моей не назвал.
Я медленно брел по улицам, приближаясь к детскому дому. Не сердится ли на меня Халлы? Ведь я стал причиной ее неприятностей. Может быть, меня ждет суровая отповедь, даже прощание с нею? Скажет: «Вот что, братец Замин, ты сам убедился, что любовь с учебой не совмещаются. Придется нам расстаться на время. Я не говорю, что навсегда. Настанет день, когда мы оба получим дипломы и сможем решить, как нам поступать дальше. Мы будем уже взрослыми, никто не станет больше упрекать нас…»