«Хитро я придумала? — хвалилась позже она. — Даже англичанину не пришло бы такое в голову».
Спокойной жизни у Бояз, однако, не было. Милиция то и дело допрашивала: «Поддерживаешь связь с Ираном? Кого знаешь из друзей мужа по ту сторону границы? Куда девались подарки шаха? Где твой муж теперь?»
Она отвечала одно и то же: «Ни его самого, ни даже пыли из-под копыт его коня не видала». Братья сердились: «Не хочешь сама возвращаться в родительский дом, заберем хотя бы ребенка, спрячем его от глаз разгневанных властей». На самом деле они отвезли маленького Билала в Шушу, в детский дом.
Когда слух об этом просочился в горы, где скрывался Сары, тот пришел в отчаяние. Он захотел вернуться. «За что советской власти ненавидеть таких, как я? Разве у меня были свои земли или я держал в услужении пастухов? Аллах одарил меня сильными мышцами. Любил бороться с охотниками! Но если не велят выходить на зорхан, что поделать, больше не выйду. Запутали меня тут! Пойду с повинной. Если братья-мошенники хитростью отобрали у бедной жены нашего сына, ради кого мне еще жить?!»
Билал не любил вспоминать мрачные страницы семейной истории. Как-то вскользь сквозь зубы укорил отца: «Почему сразу не примкнул к советской власти? Не покинул врагов народа при первой возможности? Боялся? Чего? Многие преступления возникают из-за рабского страха. Что получил — получил по заслугам».
Младенца-сына Сары повидал лишь однажды. Он попросил передать Бояз, чтобы та вышла на крыльцо попозднее вечером с сыном на руках и с фонарем. Свет фонаря надлежит направить прямо на личико ребенка, чтобы отец издали, из темноты, мог взглянуть на него.
Но около дома была устроена засада, беглеца встретил град пуль. Вот тогда-то он и набрался смертельного страха… Что случилось дальше, Билал не знал. Тетушка Бояз поведала мне о том по секрету. Спустя несколько дней Сары явился с повинной. Он выудил со дна колодца злополучный пояс и щегольскую уздечку; выменял на них быка, вступил в колхоз.
Но счастье не возвращалось в многострадальную семью: Билала не было. Сары обошел все детские дома Шуши — ребенок исчез! Наконец Бояз осмелилась признаться, что сына зовут вовсе не Билал. Чобан Фараджзаде отыскался… Покинули они родное селение еще и потому, что поползли толки: настоящий-де сын Сары-киши давно пропал, растят теперь приемыша. Не хотелось, чтобы змеиное шипение смутило душу мальчику…
Ранние испытания, которых Билал не помнил, наложили на него свою мету: он рос неласковым и диковатым. Тетушка Бояз вздыхала: «Что делать? Мы уже старые люди. Других детей иметь поздно. Может, хоть внук к нам привяжется? А глядя на него, и взрослый сын подобреет…»
Сознаюсь, именно эти пришедшие на память слова о внуке незримо удерживали меня от желания немедленно повидать Билала. Ребенок Халимы… Но, как говорят в народе, и бревнами не преградить путь, если человек уже собрался.
Шофер был новичок в районе, он не знал, где расположена опытная станция. Слыхал лишь, что, где-то в долине Дашгынчая, вблизи слияния этой реки с Араксом.
— Амиджан, дай-ка ключи мне, — сказал я. — Если я как партийный работник еще новичок, то сидеть за баранкой мое давнее ремесло.
Дорога довольно долго шла вдоль водохранилища, влажный асфальт блестел в свете фар. Ехал я осторожно, часто нажимая на тормоза; сказывалась непривычка водить легковые автомобили.
В качестве кого же я спешу сейчас в дом Билала? Конечно, только как старший брат! Мне предстоит смириться с новым положением. Но как поведет себя сама Халима? Для нее существовали всегда одни крайности: непомерное властолюбие или рабская покорность.
«Почему спешу сломя голову, что мне надо?» — спросил я самого себя в очередной раз. Но даже для седобородого мудреца такой вопрос был бы не под силу. Чтобы успокоиться, навести в душе порядок, я свернул на обочину.
Стоял тихий теплый вечер. Молодой месяц, словно драгоценная брошь, приколот к безоблачному небу, а на расстоянии вытянутой руки от него блестела яркая Зохра — Венера. Сияние лунного серпа выстелило искусственное море мерцающим серебристым ковром. Мирно дремала голубая Земля. Ее плоские долины и округлые холмы, укрытые мглой, казались мне прекраснее звезд небесных! Любой самый слабый огонек — просочится ли он в щель из-под двери или взметнет искры лесного костра — таит в себе вечную загадку Вселенной. Сами того не замечая, мы живем среди звезд — больших и едва приметных, зеленых и оранжевых, голубых и багряных… Чтобы засветиться самому, незачем пересекать черту горизонта: плохое и хорошее — все рядом с нами, в нашей одной-единственной жизни!