Однако и среди членов бюро райкома не было единодушия. Наши резкие расхождения с Латифзаде не оставались ни для кого секретом. У Латифзаде сохранилось много защитников. Признавая в нем пустозвонство и недостаток деловитости, они тем не менее напирали на его опыт и личную безупречность. «Безупречность» продолжала оставаться основным мерилом! Хотя именно под ее близоруким прикрытием процветал порок.
Мы должны были наконец столкнуться с Латифзаде открыто. Случай вскоре представился.
На одном из пленумов райкома многих заставило задуматься серьезное выступление председателя колхоза из села Гаялты Малейки-ханум. Она впервые признала, что объединение колхозов не дало положительных результатов. Крестьяне недовольны, а их клеймят за пережиток прошлого — чрезмерную привязанность к родному гнезду. Но ведь укрупненный поселок удалил земледельцев от их земли! Клочки возделываемых горных участков стали малодоступны и, находясь в забросе, дичали. Обрабатывать их можно было только вручную: пахать лошадью, запряженной в плуг, косить косой.
Услыхав слово «вручную», Латифзаде наподобие охотника, долго томившегося в засаде, решил, что настал наконец момент открыто выступить против меня, поскольку я поддержал Малейку-ханум.
— Призывать обратно к сохе, — значит, тянуть нас вместо социализма в средневековье! — воскликнул он голосом, дрожащим от святого возмущения.
Отвечая, я рассказал о недавней беседе в Гаялты с колхозным ветераном.
«Эх, сынок, хорош у тебя пиджачок», — сказал тогда старик.
Я тотчас снял его:
«Он твой, дедушка. Не обидь».
С хитрой усмешкой тот принял дар, накинул на плечи, так что ему, коротышке, полы доходили до колен.
«Ну как? Нравлюсь?»
И решительно скинул чужую одежку.
«Смекаешь, к чему я это сказал? Не все надобно мерить по собственной мерке, секретарь. На тебе пиджачок сидит в самый раз, а я в нем хуже старухи. Не указывайте крестьянину, где ему пахать и сеять! Судите наш труд по урожаю».
Латифзаде скривил тонкие губы в ядовитой улыбочке.
— Призываете к бесплановому хозяйству? Интересно. Даже очень!
— Планы должны составляться разумно. Исходя из реальных возможностей каждого хозяйства. В прошлом году мы провели такой эксперимент в нескольких хозяйствах: разработали план в каждой бригаде, обобщили на правлении. А когда получили предписание из Баку, увидели, что ни одна цифра не совпадает.
Помнится, я сразу помчался тогда в республиканский Госплан. Меня как мячик перебрасывали из кабинета в кабинет. Эксперт только развел руками. Заместитель начальника отдела признался, что и рад бы помочь, да не его компетенции дело. К начальнику отдела я ворвался уже достаточно взвинченный.
— Объясните, как можно спускать дополнительный план по картофелю, если он уже выкопан? Заново сажать, что ли? Или путем волшебства превратить пожухлую ботву в молоденькие клубни?
Начальник величественным жестом пригласил сесть. Разглядывал меня как диковинку.
— Так вы и есть первый секретарь Эргюнеша? Наслышан, наслышан. — Взгляд на циферблат новомодных часов со светящимся табло. — Обеденное время. Подкрепимся, потом потолкуем. Не возражаете?
Он прошествовал к круглому столику, приподнял белоснежную салфетку.
— Догадливая буфетчица сервировала на двоих, словно предчувствуя, что меня посетит приятный гость. Прошу.
Я поблагодарил, но от угощения решительно отказался. Он с удивлением вскинул брови и стал лениво общипывать зеленую веточку тархуна.
— Тогда я вас слушаю. К сожалению, другого времени уделить не могу. Тороплюсь на совещание. Итак, какие неувязки с планом?
Я коротко объяснил. Он вздохнул и улыбнулся.
— Знаете, планы ведь не я утверждаю. Надо как-то сбалансировать… прийти к соглашению…
Голос его звучал ласково, бесстрастно. Я поднялся с кожаного кресла:
— Прощайте.
— Не спешите. — Внезапно он нахмурился, стал серьезным. — У вас неважные помощники. В одиночку ведомственные стены не штурмуют. Будь ваши председатели колхозов деловыми людьми, они не ставили бы вас в ложное положение бесплодными жалобами. Советую позаботиться о замене кадров!
Я нетерпеливо вскинул руку.
— При чем здесь председатели колхозов? Нам нужен твердый план к началу года. А не вечная чехарда.
— Не замахивайтесь на планы. Они — государственный закон. Обсуждению не подлежат. Требуют от вас? Требуйте и вы.
Я снова поднялся, намереваясь окончательно распрощаться.