— Не ворчи. Кто это тебе с утра пораньше на настроение луку нарезал? — пошутила она.
Я спохватился. Бедная Мензер! Она ведь ничего не подозревала. Щадя то ровное, счастливое состояние духа, в котором она пребывала с тех пор, как сбылись ее тайные мечты и она стала матерью, ни о чем тревожащем я с нею не говорил. Переживал молча, наедине. Но над теплым мирком Мензер теперь нависла реальная угроза…
— Ты сама мне испортила настроение. Заговорила о ценах, завозмущалась…
— По-моему, ты уже был не в духе.
— Уверяю, ошибаешься. Абсолютно спокоен и весел. Только голоден.
Жена без дальнейших слов проскользнула на кухню, и через пять минут передо мною уже дымился стакан крепкого чаю, стояла тарелка с хлебом и домашним сыром, скворчала яичница. Но тень вопроса как бы витала в ее слегка сдвинутых бровях. Я ел, искоса поглядывая на Мензер и ломал голову, как посвятить ее во все происходящее?..
— Видишь ли, — осторожно начал я, — завтра чуть свет мне надо отправиться в Баку. Вызывают.
— Что-нибудь недоброе? — насторожилась она.
— Как посмотреть? Образно говоря, я подошел к глубокому обрыву. И теперь сознательно делаю выбор: решаюсь прыгнуть вниз.
— Ты выражаешься слишком туманно, Замин. Что происходит? Какие-то загадки на голодный желудок…
— А на сытый, моя дорогая, вообще не возникнет ни одной смелой, дельной мысли! Думаешь, заевшиеся чиновники добровольно покинут удобное кресло? Сомневаюсь!.. За время секретарства я ничего не накопил, ничем не разжился. Значит, потеряю только одну должность.
— А что приобретешь?
— Надеюсь, уважение сына, когда он вырастет. И сохраню твою любовь! Ведь ты полюбила простого парня За-мина, а не номенклатурщика?
— Но послушай, Замин, как ты можешь бросить район? Те десятки тысяч людей, которые поверили в тебя? Доведи до конца, что начал. Тебе мешают? Или ты больше не веришь в собственные силы?
— Дорогая Мензер! Однажды я уже слышал от тебя похожие слова. — Я принял из ее рук новый стаканчик чаю. Но, прежде чем отхлебнуть, поднес стакан ближе к ее глазам. — Посмотри хорошенько: поверху образовалась тончайшая бархатистая пленка. В ней все — и вкус, и аромат. А взболтай — квинтэссенция чая исчезнет. Что я хотел сказать? Да… Когда в Баку была впервые провозглашена советская власть, знаешь, сколько большевиков числилось в Азербайджане? Четыре тысячи. Только четыре тысячи! Но они сделали революцию.
— У нас в районе партийцев не меньше! Разве их нельзя объединить, как тех, прежних?
— Тогда умели жертвовать всем ради революции.
— А почему сейчас не так? — тихо спросила она.
Я повторил как эхо:
— Почему сейчас не так?
На горечь, прозвучавшую в моем голосе, она отозвалась неожиданно. Обняла и поцеловала меня:
— Бедный мальчуган! Береги силы. Борьба будет нелегкой.
— Борьба уже началась. Завтра принимаю первый бой. Мне не победить в нем, знаю. Но я устою на ногах. Каждому приходит время проверки. Для меня оно настало.
Она окинула меня внимательным взглядом. Потом шутливо, но сильно боднула головой в грудь, будто расшалившийся ягненок. Я не шелохнулся.
— Халлы, Халлы… — произнес я далекий пароль нашей юности. — Ты иногда не верила в мою любовь. Но в моем мужестве не могла сомневаться? Я люблю Родину и свой народ. Готов был отдать за них жизнь во время войны. А вернувшись, знаешь, что я сделал прежде всего? Опустился на колени и поцеловал землю. Верь: я не изменился ни в чем с тех пор!
— Случается, что человек совершает ошибку в один миг. А на ее исправление уходят долгие годы, — нерешительно проговорила она.
— Что ты имеешь в виду? Ты советуешь мне повременить с решением?
— Вовсе нет. Но не падай духом после первых неудач. Прояви стойкость мужчины, уверенного в своей правоте.
— Значит, я могу все-таки победить?
— Только с моей помощью. — Она усмехнулась. — Нет, ты не так меня понял. Я вовсе не воительница. Мне нет дела до начетчика Латифзаде. Он удобно устроился среди цитат! Я хочу, чтобы такие, как он, не мешали расти нашему сыну в здоровой, нравственной среде.
— Ты думаешь, что такая среда возникнет? Многие устали ее ждать. Ты сама видишь, что творится вокруг.
— Оставим то, что мы видим сегодня. Существует внутреннее зрение. Всегда больше полагалась на него, чем на выпятившееся перед глазами. Поверь, у меня безошибочное предчувствие: перелом к лучшему произойдет! Случится что-то большое, важное…
— Ну, а относительно нас двоих — что ты предчувствуешь? — шутливо поинтересовался я, чтобы скрыть, какое сильное впечатление произвели на меня пророческие слова Мензер.