— Ты уже большой мальчик, Замин. Учишься в школе?
— Раньше учился в первом классе, а теперь за ягнятами хожу.
— Так не годится. — Он покачал головой. — Надо успевать все: и учиться, и за ягнятами ходить. Нынче темному человеку в жизни делать нечего!
Бабушка Гюльгяз с кипящим самоваром в руках на ходу бросила:
— Вот ты и последи за ним. Только прежде надо, чтобы у них была крыша над головой.
Я смотрел не отрываясь на дядю Селима. Он мне казался таким добрым и всемогущим!
Селим проговорил задумчиво:
— А что, мать? Уступим им одну комнату, а сами переберемся в другую? Поместимся как-нибудь.
Та замотала головой.
— Зохра не хочет ни за что! Я ей предлагала. Отвечает: «Племя с племенем сживутся, а семья с семьей никогда». Наверно, права. Лучше бери топор, молоток и подправь, где можно, лачужку. Дальше видно будет. — Потом улыбаясь добавила: — Селим, сынок, запусти-ка для нашего славного мальца музыку. С утра ждет!
Я покраснел, застеснялся, но дядя Селим привел меня в комнату, малость покопался в ящике под трубою, и высокий звонкий голос неожиданно запел на весь дом:
Я не удержался, заглянул под кровать.
— Что ты там ищешь?
— Где эта женщина?
— В граммофоне. Потом как-нибудь объясню. Сейчас надо вас устраивать. Пошли!
Я бросился по двору прямиком, царапая колючками голые коленки. Как я любил тогда дядю Селима!
Иногда он возвращался из города на фаэтоне. Возница, низкорослый мужичок, носил ушанку с красной звездой. Я уже ходил во второй класс и знал, что шапки со звездами бывают только у красных, у «наших». Осмелев, однажды подошел поближе.
— Дяденька, ты Чапаев?
Он неприветливо покосился на меня:
— Отойди прочь. Жеребец лягнет.
Конь прямо-таки притягивал меня. Нарядная сбруя вся в желтых бляшках. Когда тряс гривой, звенели маленькие колокольчики. «Эх, — мечталось мне, — вот бы разок прокатиться!»
Однажды дядя Селим неслышно подошел сзади, подхватил меня и посадил на фаэтон. Мы поехали. Тотчас дома и деревья по сторонам словно ожили, задвигались. Но угнаться за фаэтоном не смогли! Встречные ребятишки смотрели вслед с завистью. А я подумал: будь возница по-настоящему из «наших», он бы и ровесников моих покатал. А то просто звезду на шапку нацепил.
5
Над селением возвышался большой круглый холм Каракопек. Словно огромное яйцо вкопали наполовину в землю. Весной холм нежно зеленел первой травкой, а поздней осенью его извилистые тропы белели от инея, словно серебряные пояса. Детвора в поисках раннего щавеля и фиалок взбиралась на вершину, минуя протоптанные дороги. Но ходили туда только в теплую пору года; осенью над холмом гуляли пронизывающие ледяные ветры.
С недавних пор я всякий день поднимался на холм. Карабкался после уроков будто бы за хворостом. А на самом деле?..
Видел я эту девочку и раньше, но в школе она не останавливала внимания. До одного случая. Мы, ватага мальчишек, мчались однажды вдогонку за фаэтоном дяди Селима. Вдруг тот остановился на самой окраине, возле дома за густой колючей изгородью. Это показалось нам очень таинственным. Мы ждали, что будет дальше. Из ворот вышла девочка в длинном платье, косы свисали почти до щиколоток. Глаза ее были черны, как спелые виноградины, а на щеке красовалась родинка, похожая на зернышко перца. Не поднимая глаз, она что-то сказала дяде Селиму. Фаэтон покатил дальше.
Дружки стали дразниться: твой дядя, видно, невесту себе высматривает? Я смутился.
Следующий день показался мне пустым и томительно-скучным. Она не пришла в школу. Тут-то и осенила мысль: взять у матери веревку и отправиться за хворостом. Пройти мимо дома Халлы (так я прозвал ее про себя, что значит «С родинкой»). Но ни одной тени не промелькнуло за колючей изгородью. Уныло взобрался я на вершину холма, сел и уставился сверху на ее двор. Зачем? Чаще нам не дано понимать самих себя.
Час промелькнул незаметно. Истек второй. Я по-прежнему не сводил глаз с дома Халлы.
Понемногу сумерки затопили овраги, стали подбираться к вершине холма. Уже и стадо пригнали в селение.
Я вспомнил, зачем вышел из дому, побежал вниз, на берег Дашгынчая, в заросли бузины. Уперся коленом в землю и стал тянуть на себя сухие корни. Бузина пачкала одежду соком ягод, но я ничего не замечал. Взвалил на спину вязанку — и до чего же она показалась мне тяжела! Сообразить было легко: я так и не повидал девочку с родинкой.