— Не понимаю, ханум.
— Не называй меня так церемонно! Прошу…
Довольно долго мы шли не раскрывая рта. Отчужденное молчание прервала Халима:
— Ты так спокоен… Неужели в твоем сердце никогда не разгоралось пламя?
Я насмешливо пожал плечами:
— Был такой философ Дидро. У него отличное изречение: «Любовь обычно лишает умника разума, но случается, что глупца наделяет умом».
— Ого, ты читал Дидро? Я, пожалуй, подпадаю под второй случай: порхала по жизни как форменная глупышка. Умная давно подцепила бы какого-нибудь академика. Я ведь недурна собой, а, Золик?
— Меня зовут Замин. Не подходят кукольные прозвища человеку моего возраста и роста.
— За-мин… А что значит это имя?
— Порука. Твердое слово.
— Значит, ты не отступишь от обещания?
— Разве я что-нибудь обещал?
— А когда похитил из дома Фары?.. Не качай головой, именно похитил, умыкнул!.. Разве ты не говорил тогда, что отвезешь меня, куда я только пожелаю?
— Когда я за рулем, возить пассажиров моя обязанность. Хоть к черту на рога.
— Мне вовсе не нужна машина. Я тебя самого приглашаю. Тем более что за радость кататься на грузовике? Да еще на служебном. Отец у меня больно строг. А я мамина дочка и больше похожа на нее, как и положено дочери.
— Совсем не обязательно. У нас в селении говорят: если дочь удалась лицом в отца, это к счастью.
— Какой ты забавный, однако, Золя!
— Замин. Меня зовут Замин.
— Прости. И красивый к тому же. Вон какой у тебя гордый профиль. — Она легонько щелкнула меня по носу.
Я отвел ее руку.
— Другим мужчинам нравится, когда их цепляют девушки, — воскликнула она. — Кстати, в Европе теперь открывают боксерские школы для слабого пола.
— Не знаю. Не встречал таких школ.
— Разве ты бывал за границей?
— Бывал.
— Когда?
— Во время войны.
— Вот бы снова проехаться по тем местам! Возьмешь меня с собою? Будем путешествовать назло врагам. Как я хочу им насолить!
— Кому?
— Фаре, Джонику, Назе… Всем моим друзьям.
— Так кто же они тебе? Друзья или враги?
— Ну и тупой же ты, Замин! То и другое. Смотри не проговорись, как я о них отзываюсь. Наоборот, ври, что всех люблю и хвалю.
— Халима, ступай-ка ты лучше без меня.
— Ни за что! Неприлично появляться одной, без кавалера. Кстати, ты произвел большое впечатление на моих подруг. Как бы тебя не отбили. Еще ревновать придется. Смотри будь с ними поосторожнее: девки распущенные. Навяжется такая, и не отцепишься.
— Халима-ханум, мне это все не по нутру. Провожу до двери, а потом встречу, хорошо?
— Нет и нет! Я уже сказала, приходить в компанию одной неприлично. Ну что ты, в самом деле? Пока мы молоды, надо веселиться вовсю. Зачем оглядываться на прошлое или задумываться о будущем?
— А когда же работать?
— Не попрекай меня бездельем. Родители хотели, чтобы я получила высшее образование, я и получила. Без куска хлеба не останусь.
— Разве дело в куске хлеба? Ради тебя они трудились…
— Кто? Родители? Не смеши. Шпаргалки они, что ли, за меня писали? Отца, бывало, еле уговоришь, чтобы попросил преподавателя исправить мне тройку. Зато сейчас оба хвастают: «Наша дочь окончила университет с красным дипломом!»
— Странный диплом, если на работу не берут.
— Считается, что мне ищут работу в районе. А потом оттуда придет бумажка, что в моей специальности не нуждаются.
— Да как это может быть?! В нашей школе всегда не хватает учителей, тем более с университетским образованием.
— Ха-ха-ха! Ты неподражаем. Во мне нуждается сельская школа! А я в ней нуждаюсь?
— Но ведь государство тратило на твое обучение средства.
— Скажи, кому вручить эти деньги, и я их верну, — отрезала Халима, надувая губы.
Незаметно мы оказались на Приморском бульваре. Начинал задувать хазри, северный ветер. Море гудело.
— Замин, может, ты приехал в Баку к какой-нибудь девушке? — выдавила наконец Халима, не отводя глаз от ревущих волн. — К любимой?
— Нет. Едва ли я смогу кого-нибудь полюбить.
— Удивительное признание! Ты странный… Знал бы, сколько дней я бродила между этими жалкими домишками, разыскивая тебя, расспрашивая всех.
— Но зачем?
— Чтобы ты простил меня. Чтобы по-прежнему приходил к нам в дом. Чтобы… был около меня!
— Разве это входит в обязанности водителя служебного грузовика?
Халима отвернулась с досадой, кажется, даже со слезами.
28
…Я думал о матери постоянно, но написать ей не доходили руки. Поначалу дал себе зарок каждый день отправлять по письму, чтобы у нее не было причин для беспокойства и тоски. Как мне хотелось, отрывая от хлеба насущного, одеть ее во все новое, задарить подарками! В мечтах представлялось, что получу квартиру, и тогда все переедут ко мне. Обоснуемся в городе, в удобном доме, будем жить в тепле и довольстве. Амиля не придется больше посылать за хворостом, а сестре — носить воду из родника. Мамины плечи понемногу тоже расправятся, отдохнут от тяжестей, которые они перетаскали на своем веку…