Мензер проследила мой взгляд, скосив глаза на грудь. Как в прежние времена, ее лицо и даже шея залились густым румянцем.
— Не хочу вас задерживать, — поспешно сказал я. — Садитесь, пожалуйста. Охотно подвезу всех.
Садаф первая завизжала от восторга:
— Девчонки! Залезайте в кузов! Гага нас покатает.
Все заспешили, стали толкаться плечами и локтями, сгрудились, словно овечья отара на узкой дороге. Возница с завистью проводил их взглядом и сердито хлестнул волов. Мы посторонились. Арба важно проехала мимо.
Я старался не смотреть больше на Мензер. Опустив голову, почти бездумно, я разглядывал странные фигуры, которые образовывало переплетение многих следов на мягкой дорожной пыли.
— Замин, почему ты замешкался? Девочки ждут.
Мы шли рядом, и, почти бессознательно, я взял ее за руку. Дрожь прошла по ее телу. Она зябко засунула обе руки в карманы пиджака.
Раздался звонкий голос Садаф:
— Братик! Ты идешь очень медленно. Догоняй нас!
Они пустились по дороге вслед за арбой, подымая серое облачко пыли. Обиженный их легкой изменой, молодой возница не захотел остановить упряжку и продолжал нахлестывать буйволиные крупы. Девочки со смехом и визгом гнались за ним.
Мы шли молча, не прибавляя шагу. Наконец Мензер заговорила:
— Раз ты снова сел за руль, мог бы вернуться домой. У тебя нет такого желания?
— Еще не обдумал хорошенько.
— Об истории с селем слыхал?
— Спасибо, муэллиме, даже не знаю…
— Чего не знаешь?
— Как выразить благодарность за помощь!
— Ты привез недостающую сумму?
— На этот раз нет… Я совсем недавно на работе.
— Эх, Замин. Разве об этом речь?
— Сколько мать задолжала колхозу?
— Почему ты решил, что это только ее долг? Когда у тебя портится деталь в машине, разве ты покупаешь новую за свои деньги?
— Но машина государственная!
— А ферма колхозная.
— И все-таки прошу вас, муэллиме, — потупившись, настаивал я. — Когда первая стрела послана, лук не прячут. Вы начали этот разговор, пожалуйста, договаривайте.
— Ты уже стал называть меня на «вы», Замин? Я для тебя только школьная учительница? Неужели придет пора, когда окликнешь по фамилии?
— Что ты говоришь, Халлы!..
— А вот этого прозвища я больше не заслуживаю. Знаю, как виновата перед тобою. Из-за меня ты покинул родной дом. Бог знает где скитаешься…
И я начинаю понимать кое-что. Но не все.
— За тебя есть теперь кому подумать. Люди солидные, с чинами… Твоя будущая теща послала недостающую сумму. Ты не мог об этом не знать.
— Но я действительно не знаю! Какая еще теща?!
— Садаф решила обо всем написать тебе, но не знала точного адреса. Направила письмо директору техникума, как раньше, когда ты еще учился там. А конверт, видимо, вскрыли. И тотчас переслали всю сумму. Мне удалось утаить это от тети Зохры, для нее непереносимый удар принять помощь от людей, которые ей не нравятся.
Не помня себя, я схватил Мензер за плечи, принялся в бешенстве трясти. Она отшатнулась, пыталась вырваться. Глаза ее стали круглыми от изумления и испуга, в них промелькнуло выражение трогательной женской беспомощности перед гневом мужчины. Но и нечто мстительное, злорадное пополам с нежностью и состраданием.
— Да что же это! Не может быть… — Простонал я, словно опомнившись и бессильно уронив руки.
— Садаф сохранила почтовую квитанцию, Замин.
У меня язык не поворачивался расспрашивать о подробностях.
— Прости, Мензер, за грубость.
— Не думай об этом… Ну и силушка у тебя, Замин!
— Ну уж на тебя-то у меня сил хватает, — усмехнулся я.
— А вот не хватит!
Она шутливо толкнула меня в грудь. Я тотчас обхватил ее обеими руками, крепко прижал к себе. Как благоухали ее волосы! Поздней ромашкой, спелыми колосьями. Будь моя воля, никогда не разомкнул бы объятий.
Я очнулся от подавленных всхлипываний. Халлы плакала и пыталась освободиться. Арбы давно исчезли из глаз, пыль улеглась, и в предзакатной прохладе жаворонки выбирались вприпрыжку из кустов, склевывая на колеях раздавленных колесами кузнечиков.
— Уже поздно, Замин. Тетя Зохра станет тревожиться.
— Не беспокойся. Арбу мы обгоним в любом случае!
4
Я возвратился в сумерках, и мать даже слышать не захотела о немедленной обратной дороге. Поразмыслив, я решил отправиться на рассвете.