В начале нашего века бесследно исчез пароход «Гарониан». Его долго искали и не нашли. Но через несколько лет на берегу Исландии кто-то увидел бутылку. В записке смазчик парохода писал, что судно гибнет, и прощался со своей семьей.
А болгарский рыбак в 1958 году выловил в Черном море бутылку, в которой лежала записка русского бойца. Он писал, что с тремя товарищами погибает в неравном бою, но сдаваться советские воины не хотят и встретят смерть храбро.
Научные работники во время своих морских экспедиций иногда бросают в волны бутылки с записками, чтобы выяснить направление морских течений. Шотландская антарктическая экспедиция в начале века отправила по «почте Нептуна» несколько записок в бутылках. Через четыре года две бутылки были найдены в Австралии, а третья обнаружилась только через пятьдесят лет в Новой Зеландии. Может быть, море выбросило ее на берег и раньше, но лежала она в песке, и ее не замечали.
Бутылки бросают в море и теперь, несмотря на радиосвязь. В записке, особенно если она написана человеком в спокойном состоянии, например с научной целью, можно дать более подробную информацию. Но в тяжелый момент аварии сейчас, конечно, выручает людей радио.
Однако оставим на минуту мой невеселый рассказ. Припомнился пустяковый и смешной случай, но почему-то он не идет из головы, и, чтобы он отвязался, надо его рассказать.
В детстве мы с сестрой читали много всяких морских историй, любили книги о путешествиях и природе. Отцу нашему это увлечение нравилось, и он часто дарил нам такие книжки.
Однажды мы, играя, написали записку, что наш корабль терпит бедствие, указали наугад какие-то градусы широты и долготы, сунули бумагу в бутылку, закупорили и залили пробку сургучом. Когда в воскресенье отец позвал нас с собой на реку, мы захватили бутылку с собой.
Отец пристроился на берегу под кустом и закинул удочки, а мы отошли выше по течению и занялись рытьем туннеля в сыром песке. Рыть мы должны были до тех пор, пока наши руки не встретятся.
Со своего места мы хорошо видели отца. Он весь ушел в уженье. Иногда с силой дергал удочку, и серебряная рыбка, сверкнув на солнце, падала в ведро. Попался окунек!
Вот тут-то мы и спустили на воду свою бутылку. Качаясь и ныряя, она поплыла вперед.
Вот отец всматривается, заметил бутылку. Вот он берет палку с загнутой ручкой и притягивает бутылку к берегу. Наклонился, взял…
А мы с руками по локоть в песке делаем вид, что заняты своей работой, но не спускаем глаз с отца.
Разглядел, должно быть, что в бутылке записка… Размахивается, ударяет бутылку о камень… Вытащил записку, читает… О! Складывает удочки, идет к нам. А мы роем туннель с самым невинным видом.
— Девочки, — говорит он, — случилось большое несчастье.
Что такое? Мы испугались, вскочили. О бутылке забыли в эту минуту.
— Да, да. На нашей реке разбился пароход. Надо идти на помощь людям.
Мы не знали, что и подумать. Неужели он поверил?
— Пошли! — Он сказал это очень решительно.
— Но, папа… А это далеко? И что мы сможем там сделать?..
Мы ни за что не хотели признаться в своем обмане, но идти неизвестно куда и зачем тоже не хотелось. Жарко…
— Как — что можем? Выясним, в чем они нуждаются. Пошлем им врача, еды… Что вы задумались? Я считал, что мои дочери смелые, отзывчивые девочки, а вы… Идем, идем!
Отец шел впереди ровным, неспешным на взгляд, а на самом деле довольно быстрым шагом охотника, а мы брели за ним, спотыкаясь, изнывая от жары. Нам даже не пришло в голову сказать ему, что по нашей реке никакие пароходы не ходят, а когда сестренка пискнула, что, может быть, «все уже давно потонули», он пристыдил ее:
— Вот мы и выясним, кто утонул, а кто жив. Далековато для вас, конечно, но в таких случаях уж с этим считаться нельзя.
Ну и поводил же он нас! Мы совершенно изнемогали, а он шел и шел вперед как ни в чем не бывало.
В горле пересохло, хотелось пить, ноги не шли… А тут еще Цезарь!
Это была соседская собака. Мы его прикормили, и он всюду ходил за нами, небольшой, но нахальный песик, белый, с желтыми пятнами, с короткой жесткой шерстью, круглый, как кубарик.
Цезарь едва плелся, свесив язык на сторону, и наконец улегся посреди тропинки, всем видом показывая, что он изнемог и дальше идти не в состоянии. Что делать? Взяла я его на руки и потащила. Был он жирный и довольно тяжелый.
У меня на руках он успокоился, спрятал язык, скоро уснул и даже стал всхрапывать.
Отец покосился на меня:
— Зачем ты тащишь этого байбака? Раскормили…
— Ну, папа! Он же устал.
— Да неси, пожалуйста, если так его жалеешь.