«Это конец… Неужели эти твари настолько умны, что смогли все это рассчитать?!» — ужаснулась Рипли.
— Может возникнуть ядерный взрыв, — с трудом сдерживаясь, пояснил Берт. — И тогда — adios muchachos!
«Прекрасно. — Горману показалось, что его ошпарили кипятком. Вот оно, наихудшее!»
Если ребята начнут защищаться и станция взорвется, никто не простит ему такой «халатности». Но с другой стороны, если он сейчас прикажет не стрелять, а на них нападут, — чем можно будет оправдаться тогда? Кто сможет тогда просто подать ему руку? Ему доверили жизни этих людей, он за них в ответе. Да разве сам себе он сможет простить, что послал их на убой?
— Дерьмо… — процедил лейтенант сквозь зубы.
Да, он сидел по уши в дерьме. Личный долг, долг морали, требовал чтобы он не мешал людям выполнять свое задание.
Но… будет ли им лучше, если станция взлетит на воздух? Это тоже смерть, и, в отличие от первой, уже не оставляющая даже мизерного шанса на спасение. Пока можно еще приказать ребятам повернуть назад, отойти, прийти к ним на выручку, наконец… Пусть уцелеют хоть немногие…
Но это — позор. Конец карьере, конец всем мечтам. Даже если Компания избавит его от ответственности и найдет другую работу…
А красивая смерть — кто сказал, что она будет именно красивой? Говорят, что мертвым все равно. Мертвец из Гормана получился бы неважный — он был согласен отправиться на тот свет только в том случае, если бы поступок был оценен надлежащим образом. Там, на Земле, будут знать только одно: станция взорвалась. И все. Значит, задание не выполнено. А кто виноват, если все участники операции погибли? Разумеется, командир. Горман сжал кулаки. Его сознание разрывалось на две части. Если бы хоть кто-то мог принять на себя ответственность за этот выбор!
Ну почему бы, например, представителю Компании не взять это на себя? Он — власть, он имеет право…
Но нет, решать должен командир. Он и только он. В этом и сила, и слабость любой военной операции.
— О черт… — в очередной раз пробормотал Горман.
Тянуть время до принятия решения было уже невозможно.
— Горман, что с вами? — внимательно посмотрел на лейтенанта представитель Компании.
Горман рассеянно кивнул.
Итак, его смертный час пробил. Из двух решений нужно было выбрать то, что кажется наименьшим злом.
Единственный его шанс заключается в том, что атаки со стороны Чужих в этом месте не будет. Надежды на это были весьма иллюзорными, но второй вариант не оставлял даже таких.
— Внимание… — Горман незаметно для всех зажмурился. Ему показалось, что он собрался нырнуть в речку неизвестной глубины, на неизвестной планете, совершенно не умея плавать. — Эйпон!
— Что, сэр? — Эйпон остановился.
Десантники находились в небольшом закутке, из которого был уже виден очередной «зал» или «отсек».
— Эйпон, вы не можете стрелять там, где вы находитесь.
— Что? — ошарашенно переспросил Эйпон.
— Вы поняли меня? — От волнения Горман не слышал его ответа.
— Нет, — удивленно поднял брови Эйпон.
— Повторяю. В том месте, где вы находитесь, стрелять опасно! Понятно теперь? Я прошу забрать у всех патроны.
Эффект, произведенный его словами, можно было сравнить только со взрывом бомбы.
Десантники переглянулись. Всем показалось, что они ослышались.
— Что? — еще раз переспросил Эйпон, хотя как раз у него таких сомнений не было.
Ему почудилось другое: командир попросту спятил. Иначе чем еще можно было объяснить столь дурацкий приказ?
Побелевший от ужаса Хадсон был близок к обмороку. Мало того, что их и так пригнали на верную гибель, — их еще и превращали в скотину, посылаемую на убой безо всяких шансов на сопротивление! И кто? Собственный командир!
«Вот уж какая забота об этих монстрах! — подумал Хигс. Переживают, чтобы они не попортили о нас зубки…»
— Вы что, не слышите приказа, Эйпон? — снова спросил Горман.
— Слышу, сэр. — Эйпон облизнул пересохшие губы.
Ему вдруг показалось, что сразу за проходом, в «зале», что-то шевелится.
Там была смерть, и она имела сейчас полное право над ними посмеяться.
— Он что, с ума сошел, что ли? — покачала кудрявой головой Вески.
Даже она вынуждена была признаться себе, что страх на этот раз захватил ее врасплох.
Одно дело — рисковать, когда знаешь, что твоя жизнь в твоих руках, что все зависит от твоей ловкости и от того, как скоро и насколько точно ты выстрелишь, и совсем другое — ждать смерти, которая станет хозяйкой положения, и против которой не поспоришь. При таких условиях и самый смелый человек легко превратится в труса — но можно ли будет его в этом упрекнуть?