Да, казалось бы, Эльмар предусмотрел всё, но это только ему казалось.
С Мартином и Марие Эльмар обычно встречался по выходным раз в неделю. Иногда он ездил к ним сам, но чаще они к нему. Для того, чтобы не разминуться, у них было обговорено: до десяти утра они ждут его, он их - с десяти до двенадцати. Так было заведено, ещё когда брат с сестрой жили в Долинном. Если в положенное время никто не прилетал, каждый отправлялся, куда хотел.
Эльмар всегда свято придерживался этой традиции, но предвидеть всё, что может случиться, не во власти человека. Пришёл день, когда ему понадобилось уйти из дома раньше, чем истекли урочные часы. В это несчастливое воскресенье ему позвонила Наталь Ивеновна. Она всегда так делала: предупреждала, а потом являлась. Ценила своё и чужое время.
Эльмар сказал:
- Хорошо, - и повесил трубку, а через десять минут вспомнил, что Наталь Ивеновна представления не имеет о звездолёте, который сейчас стоит в пещере.
Быстро поднявшись в гараж, Эльмар полетел наперехват. Это было в половине двенадцатого, а спустя пятнадцать минут у него во дворе приземлилась ракетка. Из неё вышла Марие и вошла в дом. Вскоре она выбежала оттуда, хлопнув дверью, и устремилась назад, в Солнечный.
Пролетая над горами, она заметила Эльмара. Всё было бы ничего, если бы он был один. Но рядом с ним стоял ещё кто-то. Марие трудно было рассмотреть соперницу: та стояла спиной, и мешали две ракетки. Ей только бросились в глаза грива темно-каштановых волос и большая серьга в ухе.
Жгучая ревность вспыхнула в сердце Марие. Прибавив скорость, она оглянулась, и прежде, чем парочка скрылась в междугорье, успела заметить, как художник провёл ладонью по выступу в скале, и камень медленно раздвинулся, пропуская его. На следующий день Эльмара арестовали.
Он протомился в одиночке трое суток, потом состоялся суд. Заседание проходило в Открытом. Совет собрался в полном составе, и по одному этому можно было догадаться, насколько серьёзна ситуация. Тут же находился представитель кинохроники: хотя сообщение об этом заседании не предполагалось выпускать на экран, оно фиксировалось.
Не для истории /ничего исторического от этого события никто не ждал/, а для пользы дела: нередко бывало, что вопрос, казавшийся по ходу заседания неразрешимым, обретал полную ясность после того, как из участников события члены Совета превращались в зрителей.
Зная о присутствии в зале оператора, Эльмар поискал его глазами. Он надеялся, что это заседание поручат тому же лицу, который снимал корабль туземки. И не ошибся. Наталь была здесь. Она сегодня казалась Эльмару единственным существом в целом мире, которое способно было ему помочь.
Он даже не обиделся, когда та отвернулась, заметив его пристальный взгляд. Наоборот, художник сегодня готов был к чему угодно и настроился выдержать всё мыло, какое свалится ему на его шею. Тем более, что Наталь имела полное право чувствовать себя оскорбленной.
Да, Эльмар приготовился к чему угодно, но не к тому, что оказалось на самом деле. Обвинительная речь Таирова началась вовсе не со звездолёта, а с общей характеристики подсудимого как личности. Кратко обрисовав, что ещё в детстве данный субъект проявил такие качества, как полное отсутствие уважения к старшим, нежелание подчинять свои интересы большинству, стремление выделиться, председатель Совета Безопасности перешёл к его дальнейшей жизни.
Эльмар слушал и не верил своим ушам.
Из речи Таирова неумолимо следовало, что рассматриваемое лицо - эгоистичный, легкомысленный тип, мечтающий любыми средствами прорваться к славе, а в довершение трус и лжец. Не было забыто ничего: ни тематика Эльмаровой поэзии, ни поведение во время прилета инопланетянки.
"Да, - подумал с содроганием Эльмар. - Героям той картины было легче. Они работали над проблемой в открытую, их финансировало и поддерживало правительство. Они имели возможность высказываться, и оппоненты не считали их негодяями. Неужели же всегда, пока существует человечество, нужно будет биться головой об стену, чтобы отстоять своё мнение, если оно идёт вразрез с общепринятым?"
- Теперь мы знаем, - завершил свою речь Таиров, - зачем обвиняемый ходил за туземкой и всячески потакал неосторожным поступкам, совершаемым ею из-за незнания наших обычаев и законов. Он уже тогда лелеял свои безумные замыслы.
- Это неправда! - вскочил Эльмар.
- Тебе никто не давал слова, - оборвал его Таиров. - Я бы мог многое рассказать о том, до каких низостей опускался ты в своём преступном легкоглядстве. Такому человеку не место в наших рядах!
- Ахмадушка, ты малость перебрал, - вмешалась Феоктиста Михайловна. - В чьих рядах ему не место? Говорить надо по существу. Но и ты Эльмар, должен объяснить своё поведение. Ты обманул нас, ты предал наше доверие, и я не знаю, чем ты сможешь оправдаться.
- Я ничего не нарушал.
- Не нарушал?! - возмутился Таиров. - А звездолёт?
- Я его сделал.
- Где ты брал детали?