– Мы живем в нем…
– Все вместе?
– Конечно.
– Выходит, это… – пиччули поморщился, вспоминая подходящую словоформу. – Общее… общежитие?..
Она начала что-то говорить, но тут из дома донеслись крики и звон. Дверь содрогнулась, что-то раскололось.
– Что это? – спросила ренша испуганно.
– Здесь есть… есть стекло или фарфор? Что-нибудь, что может разбиться?
– Внутри, возле двери, стоит очень большая чашка без ручки. Я не знаю, для чего она. Мастер Гора говорил, она называется вазой и что в ней должны стоять растения. Но я не понимаю этого. Растения – это кренч. Он должен расти в земле, правда?
– Эту вазу только что разбили о чью-то голову, – предположил Бет-Зана.
– Зачем? – тихо спросила Глата после паузы.
Пиччули покосился на нее. Ренша и вправду не понимала. Кренчикам были чужды насилие, любые формы агрессии, вытравленные мнемообработкой их предков и религией, придуманной для них халганами. Но без насилия, без агрессии, недоверия, зависти и ревности они стали неполноценными – половинками, а не людьми. Словно духовные вегетарианцы среди каннибалов. Нельзя быть исключительно добрым, хорошим и оставаться при этом полноценным; абсолютное добро ущербно, решил Бет-Зана.
– Ты спрячешься здесь, – произнес он. Схватив Глату за руку, пиччули поволок ее к платформе монорельса, которую приподнимали над землей четыре сваи.
Под платформой оставалось узкое темное пространство, заросшее мхом и бурьянами-колючками. Бет-Зана взял Глату за плечи.
– Лезь туда! – стал уговаривать он. – Спрячься, пока я не вернусь.
– Для чего? – захныкала она. – От кого мне прятаться? Зачем? Я никогда не пряталась! Не хочу!
Пиччули заставил ее опуститься на колени, тогда ренша заплакала по-настоящему и попыталась оттолкнуть его.
Бет-Зана насупился, глядя, как она растирает по щекам слезы и капли дождя. Он глухо заворчал.
Естественной потребностью любого приживалы в фазе двойного эго было стремление заботиться о своей доминанте, беречь и защищать ее от любых неприятностей. В случае, если доминанта оказывалась сильной, волевой личностью, пиччули рефлекторно подчинялся и начинал выполнять любые приказы – сообразуясь при этом со своей потребностью сохранить доминанте здоровье и жизнь; но иногда доминантой становилась слабая, малоразвитая или просто детская особь, и тогда пиччули второй фазы тут же брал на себя руководство.
– Ты спрячешься там! – рявкнул Бет-Зана, топая ногой и нависая над съежившейся реншей. – И будешь сидеть, пока я не вернусь! Ты поняла меня?! – Его глаза засверкали, губы растянулись, обнажая острые зубы. – Ты будешь сидеть там! – заорал он, в ярости тряся головой. – Я хочу, чтобы ты была жива! Ты глупая, ты не понимаешь! Дикие пришли сюда, они могут убить тебя!
Когда он замолчал, ренша уже свернулась в клубок под платформой, обняв себя за колени и спрятав лицо в мох. До этого только раз в своей жизни она слышала крики: Мастер Гора рассердился из-за того, что они перевернули корзину с клубнями и раздавили один.
Бет-Зана присел и коснулся ее волос. Глата вздрогнула.
– Подожди меня здесь, – мягко попросил он. – Не вставай и не уходи никуда. Я вернусь быстро. Что находится наверху?
Она взглянула на него полными слез глазами.
– На этой горе, что там? – повторил пиччули.
– Там живет Мастер Гора.
– Туда вы поднимаете урожай своего кренча?
– Да.
– Не уходи никуда, – повторил он, развернулся и побежал к трехэтажному зданию.
Внутри, возле двери, стоял глифан – дикий. Там было темнее, чем снаружи, но все же пиччули разглядел, что в руках у него какое-то оружие. Пригнувшись на противоположной стороне улицы, Бет-Зана некоторое время наблюдал за глифаном. Приняв решение, побежал в обход дома.
С другой стороны обнаружилось узкое, наполненное мусором и сгнившими ветвями пространство между глухой стеной и почти отвесным склоном. Он присмотрелся к крыше. Дождь шел здесь регулярно, дом оснастили системой водостоков. По периметру крыши крепились наклонные желоба, вдоль угла здания тянулась сточная труба из темного пластика. Пиччули подергал ее. Трубу удерживали толстые скобы – и под нескончаемым теплым дождем Бет-Зана быстро полез вверх.
Он вскарабкался на узкий желоб, размял длинные пальцы с крупными бугристыми суставами, оттолкнувшись, на четвереньках взбежал к гребню. Там уселся верхом и окинул взглядом поселок кренчиков.
Трехэтажное общежитие стояло на краю небольшой долины, между горами. С точки зрения пиччули, горы эти были невелики, хотя он не мог вспомнить, когда и где видел другие, более высокие. Слева и справа просматривались распадки, один вел к полям, по которым они шли с реншей, другой – в соседнюю долину, тоже засеянную окультуренным кренчем. Возле дома – круглая площадка утрамбованной земли, в ее центре помост вроде того, под которым осталась Глата, только повыше, с короткой лесенкой и низким ограждением. Позади, между зарослями и чахлыми кронами, поблескивала полоска монорельса, она тянулась до самой вершины, где смутно виднелось какое-то строение. Вся эта затерянная среди бескрайних болот и небольших гор кукольная долина была, словно влажным покрывалом, накрыта теплой пеленой дождя.
Перекинув ногу через конек крыши, Бет-Зана посмотрел на квадратную будку со слуховым окошком и приоткрытой дверцей. Все правильно: крыша, хотя ее треугольная черепица и была сделана из «вечного пластика», изредка нуждалась в ремонте. Бет-Зана толкнул дверцу коленом, наклонился и заглянул внутрь.
Винтовая лесенка, под ней площадка с еще одной дверью. Он бесшумно сбежал вниз, приоткрыл вторую дверь, снова выглянул, зацепившись горбом за дверной косяк. Бет-Зана медленно повернул голову и скосил глаза на свой горб. Тот мешал. Рефлексы пиччули, обычные повседневные движения и походка – все то, что живое существо совершает без обдумывания, – не учитывали горб на спине.
Теперь стал виден широкий коридор с еще одной лестницей и рядом дверей. Здесь было пусто, но снизу доносились приглушенные голоса. Пиччули двумя прыжками преодолел коридор, присел и глянул между балясинами.
Внизу отдельных помещений не было: весь первый этаж занимал зал, уставленный длинными скамейками и столами. Вдоль стен тянулись стеллажи с посудой, в углу виднелась дровяная плита.
Здесь собрались, наверное, все кренчики Парника. Старики среди них отсутствовали, мужчины, женщины и дети одеты были одинаково – в длинные балахоны из тусклой синтетической ткани. Они сидели на скамейках, так что ног Бет-Зана разглядеть не мог, но не сомневался, что все, как и Глата, босы.
Четверо пиратов стояли под стеной с одной стороны помещения, еще трое на противоположной стороне. Их одежда состояла из ткани местного производства, если, конечно, плетение высушенных стеблей можно назвать тканью. Пираты носили штаны и широкие рубахи.
И все были вооружены. Пиччули засопел, улегся, прижавшись подбородком к полу, вглядываясь.
Покатое деревянное ложе, пружинный рычаг взвода, короткая стрела с тройным зазубренным наконечником и тетива, скорее всего, синтетическая… Со дна наполненной черной грязью ямы, в которую превратили его память, медленно всплыл пузырь, набух на застоявшейся осклизлой поверхности и лопнул словоформой…
Арбалет.
Словоформа была компактной, функциональной и опасной.
Завороженный процессом, когда к случайно увиденному предмету само собой прилепливается, казалось бы, до сих пор незнакомое сочетание звуков, пиччули проглядел, как внизу один из кренчиков, статный для жителя Глифа красавец с длинными светлыми волосами, поднялся и неуверенно пошел к двери.
Бет-Зана отпрянул, услышал окрик. Кричал, наверное, атаман пиратов, невероятно толстый для постоянно голодающей расы, похожий на белый кожаный пузырь с уродливым наростом головы, короткими кривыми ручками и ножками. Полнота его была, скорее всего, следствием целого букета наследственных болезней и гормональных расстройств, которые глифаны получили в результате газовых атак халган.