— Пожалуйста, спойте, — сказал Мэттью. Если уж ему суждено выслушать это, чтобы понять, что здесь случилось, то нечего тянуть.
— Начинай ты, Крисак, — сказала женщина. Юноша замер в нескольких футах от Мэттью, уронив руки, и начал в странной манере, в какой обычно пели местные песни:
К юноше присоединились другие жители поселения: одни выкрикивали слова песни громко, другие едва шептали, и все повторяли бессмысленное слово, которым завершался каждый куплет песни.
При этих словах неожиданно люди начали рвать на себе волосы. Следующий куплет пели уже все, громко и печально:
— О, господи! — проговорил Мэттью, когда они умолкли. — И все это из-за вашего шаначи?
— Да, сэр, — ответил юноша. — Он взял все лучшее, что у нас было, и предал нас всех.
Мэттью с трудом сдержался, чтобы не потереть руки от радости.
— О, это ужасно. В самом деле ужасно. Правда, брат Вопиющий?
Губы Вопиющего дрогнули в улыбке:
— Вот что выходит из общения с чудовищами.
— Верно говорите, мистер, — сказала женщина. — Может быть, вы останетесь и поедите с нами, сэр? — прибавила она, обращаясь к Лузону, но тот жестом отверг ее предложение.
— Мне очень жаль, дорогая леди, но ваш рассказ так огорчил меня, что, я полагаю, нам лучше всего будет снова отправиться в путь, дабы принести справедливость вам и всем прочим, кого обманули так же, как вас. Надеюсь, вы сможете повторить свою песню перед комиссией, когда я вас вызову? — прибавил он, обращаясь к юноше, который пел неожиданно хорошо, сильным и чистым голосом.
— Почту за честь, сэр, — ответил тот, но в его голосе чувствовалась настороженность и озадаченность.
Жителям поселения пришлось снова прокладывать тропу поверх колючих плетей кустарника, чтобы Мэттью и его спутники смогли добраться до “шаттла”. Пилоту пришлось покинуть свое кресло и воспользоваться мачете, чтобы освободить от колючих побегов шасси и прорубить хотя бы взлетную полосу. Гибкие шипастые ветки уже успели оплести днище машины. Мэттью подумалось, что было бы неплохо разобраться в том, почему этот кустарник растет так быстро. Джордж, подумалось ему, разбирается в ботанике. Нужно будет послать его сюда за образцом — если, конечно, такой образец можно будет сохранять сколь-либо долго.
Саток посадил “шаттл”, нагруженный бочками с петрасилом, в Савое. Все три его “помощника-шаначи” были там — они пили и разговаривали.
— Где Лука? — спросил Рейли.
— Сбежала, — ответил Саток. — Не беспокойся, я ее поймаю и притащу назад, и тогда она пожалеет, что вообще родилась на свет. Проклятая сучка украла образцы и подменила их простыми камнями.
— Значит, ты не заключил сделки с Компанией?
— Разумеется, заключил! Парень по имени Фиске видел образцы раньше, чем Лука их украла, но ему нужны настоящие образцы, чтобы показать их комиссии.
— Нам и так было трудно собрать то, что ты проворонил! — пожаловался Рейли. Ему была больше по душе легкая работа.
— Ничего! Нам нужно всего-навсего доказать, что здесь есть руда и что ее легко добыть. Мы возьмемся за дело здесь; кому какое дело, если им мы ничего не скажем, верно, парни? Фиске дал мне еще петрасила, так что мы с Рейли будем копать там, где и раньше, а вы двое будете прокладывать нам путь.
— Вот дерьмо! Терпеть этого не могу, — заявил Союк. — У меня судороги от этих пещер.
— Кончай ныть, — заявил ему Саток. — Если мы заключим эту сделку с Компанией, у тебя будет достаточно денег для того, чтобы навсегда улететь с этой планеты.
Они залезли в “шаттл”, загруженный петрасилом, и полетели ко входу в пещеру, которая находилась довольно далеко от поселения.
— Откуда, черт побери, взялись все эти кусты? — спросил Садок, ошеломленно оглядывая море переплетающихся ветвей, скрывавших не только вход в пещеру, но и утес и тот луг, где они обычно приземлялись.
Рейли пожал плечами:
— А я почем знаю? Пару недель назад их тут и в помине не было, но, похоже, в это время года все не так. Можем мы их выжечь?
— Времени нет. Проклятая пещера будет вся в дыму, и тогда мы ни в жизнь не добудем руду.
— Можно попробовать заняться пещерой в моем поселке, — предложил Союк.
— Нет, черт побери, мы их будем вырубать и заливать петрасилом по пути к пещере. Нужно только проникнуть внутрь.
Стебли и ветви были на удивление прочны, а шипастые побеги цеплялись за ноги мужчин, как жадные щупальца, но все четверо упорно рубили и расплескивали петрасил до тех пор, пока не добрались до самой пещеры.
— Вырубите здесь эту дрянь: там, где есть петрасил, все это вымрет, парни, — заверил их Саток.
Однако путь был не настолько свободен, как он надеялся. Им пришлось несколько раз возвращаться назад, чтобы перетащить емкости с петрасилом в пещеру. Пока остальные трое занимались этим, Саток размышлял над вопросом, как этим растениям удалось пробиться сквозь потолок пещеры? Или последние сотрясения планеты привели к тому, что в своде пещеры образовалась дыра? Сейчас с потолка свисали корни и побеги шипастого растения...
Когда Союк, Клэнси и Рейли вернулись, он послал первых двух из них в глубь пещеры, чтобы они покрыли ее своды, пол и стены петрасилом; они с Рейли начали добывать образцы. Саток выбрал участок ближе ко входу в пещеру, чтобы услышать, как подлетит к ней вертолет Фиске: он не хотел, чтобы капитан узнал об операции больше, чем нужно.
Он долбил и выбирал куски породы. Внутренности пещеры, теперь покрытые плетями шипастого кустарника, казалось, дышали. Свет становился все более тусклым, приобретая какой-то зеленоватый оттенок: Сатоку почудилось, что он работает под водой.
В какой-то момент он услышал непонятный шаркающий звук; с той стороны, где работали остальные, послышались проклятия и ругань. Он усмехнулся: не иначе как кто-то из его помощников укололся о шипастые ветви. Однако неясный шум вскоре заглушил звук его собственных ударов. Все, что он слышал, это свист его собственного дыхания и биение сердца.
Теперь он работал в такой тишине, что слышно было даже падение капли пота на каменный пол пещеры. Саток все еще напрягал слух, пытаясь различить шум двигателей и винтов вертолета Фиске.
Потом, когда что-то скользнуло по носку его ботинка и по его ноге, ему пришло в голову, что он уже некоторое время вообще не слышит остальных. Он едва успел задуматься об этом, когда шипы впились в его ногу, а побег петлей затянулся вокруг нее.