А результаты их работы (записи, фотографии, магнитные ленты – все, что в их собственных глазах оправдало бы их смерть) исчезли, превратились в прах вместе с ними.
Роканнон опять включил приемник на аварийной частоте, но ничего не услышал. Передавать самому значило сообщить врагу, что один остался в живых, и он молчал. Когда же в дверь громко постучали, он крикнул на чужом для него языке, на котором ему предстояло говорить отныне:
– Войдите!
И в комнату быстрыми шагами вошел молодой властитель Халлана, Могиен, от которого он больше, чем от кого-либо другого, узнал о культуре и обычаях лиу и от которого теперь зависела его, Роканнона, судьба. Могиен был очень высокий, как все ангья, и такой же, как все они, светловолосый и темнокожий, а на его красивом лице застыла маска, сквозь которую лишь изредка, словно сверкнувшая молния, вырывалось наружу какое-нибудь сильное чувство: азарт, гнев, восторг. За ним в комнате появился его слуга Рахо, ольгьо, поставил на высокий ларь желтый графин и две чаши, налил чаши до краев и вышел.
– Я бы хотел выпить с тобой, Повелитель Звезд, – произнес наследный владетель Халлана.
– А мой народ с твоим, а наши сыновья – друг с другом, – отозвался этнолог, которого жизнь на девяти непохожих одна на другую экзотических планетах давно убедила в важности хороших манер.
Он и Могиен подняли оправленные в серебро деревянные чаши и выпили.
– Эта коробка со словами, – спросил, глядя на рацию, Могиен, – она больше не заговорит?
– Голосами моих товарищей – уже никогда.
Темно-коричневое лицо Могиена на выдало никаких чувств, когда он сказал:
– Повелитель Роканнон, это оружие, которое их убило, – его невозможно вообразить.
– Такое и другое похожее оружие нужно Союзу Всех Планет для использования в Грядущей Войне. Но не против своих планет.
– Значит, началась Война?
– Не думаю. Яддам, которого ты знал, все время оставался на корабле; через ансибл, который там был, он обязательно бы об этом услышал и сразу бы мне сообщил. Нас предупредили бы обязательно. Нет, это, должно быть, мятеж внутри Союза. Когда я покидал Кергелен – а было это девять лет назад, – такой мятеж назревал на планете Фарадей.
– Эта коробка со словами не может говорить с городом Кергеленом?
– Не может; и даже если бы могла, слова шли бы отсюда туда восемь лет, и еще восемь лет шел бы оттуда ответ мне. – Говорил Роканнон в обычной для него манере, серьезно, просто и вежливо, но сейчас голос его немного погрустнел. – Помнишь, я тебе показывал на корабле ансибл, большую машину, которая может мгновенно, без потери лет, говорить с другими планетами? Я думаю, что именно ее им было важно уничтожить. И то, что мои товарищи все оказались тогда на корабле, – простое совпадение. Без ансибла я говорить с Кергеленом не смогу.
– Но если твои сородичи в городе Кергелен попробуют заговорить с тобой через ансибл и ответа не будет, неужели они не прилетят, чтобы тебя увидеть?..
И прежде чем Роканнон успел ответить на этот вопрос, Могиен уже знал ответ.
– Прилетят – через восемь лет, – ответил Роканнон.
Когда, водя Могиена по кораблю, Роканнон показывал тому большую машину для мгновенной передачи сигналов на любое расстояние, он рассказал Могиену и о новых сверхсветовых кораблях, которые могут мгновенно перемещаться от звезды к звезде.
– Твоих товарищей убил ССК? – спросил Могиен.
– Нет. Этот был с экипажем. Враги сейчас здесь, на вашей планете.
Могиен вспомнил слова Роканнона: живое существо не может полететь на сверхсветовом корабле и не погибнуть; ССК используются только в качестве беспилотных бомбардировщиков – появится, нанесет удар и в то же мгновение исчезнет. Очень странно, подумал Могиен, но не более странно, чем другое, что, знал он, абсолютно соответствует истине: хотя у таких кораблей, каким прибыл Роканнон, на то, чтобы пересечь ночь между звезд, уходят годы, людям в корабле эти годы кажутся несколькими часами. Почти пятьдесят лет назад этот человек, Роканнон, разговаривал в городе Кергелене, где-то около звезды Форросуль, с Семли из Халлана и отдал ей драгоценный камень «Глаз моря». Семли, прожившая шестнадцать лет за одну ночь, давно умерла, ее дочь Хальдре уже старуха, ее внук Могиен стал взрослым; и однако вот перед ним Роканнон, совсем не старый. А прошедшие годы он провел, путешествуя от звезды к звезде. Да, очень странно, но рассказывают и еще более странное.
– Когда Семли, мать моей матери, пересекла ночь... – начал Могиен и замолчал.
– Ни на одной планете никогда не рождалось женщины такой прекрасной, – сказал Повелитель Звезд, на миг печаль покинула его лицо.
– Ее сородичи счастливы видеть в своем доме Повелителя, встретившего ее так радушно, – отозвался Могиен. – Но сейчас я хочу спросить о корабле, на котором она два раза пересекла ночь: он по-прежнему у «людей глины»? И нет ли на нем ансибла, через который ты мог бы рассказать своим сородичам о враге?
Могиену показалось, что Повелитель Звезд ошеломлен его словами, однако тот сразу овладел собой.
– Нет, – ответил Роканнон, – ансибла на этом корабле нет. Корабль «людям глины» дали семьдесят лет назад; мгновенных передач тогда еще не было. А планета ваша уже сорок пять лет закрыта для посещений. Закрыта благодаря мне. Потому что после того, как я встретился с Повелительницей Семли, я пошел к своим сородичам и сказал: «Что мы делаем на планете, о которой ничего не знаем? Почему мы берем с них дань и их притесняем? Какое у нас на это право?» Но если бы я тогда не вмешался, то хоть, по крайней мере, сюда каждые два-три года кто-нибудь да прилетал бы; вы не были бы оставлены на милость врагов.
– Чего хотят от нас эти враги? – спросил Могиен.
– Вашу планету, я думаю. А может, и вас – как рабов. Откуда мне знать?
– Если тот корабль до сих пор сохранился у «людей глины», ты мог бы пересечь на нем ночь и вернуться к своим сородичам?
– Пожалуй, – ответил Повелитель Звезд.
Он снова замолчал, а потом вдруг снова заговорил, теперь взволнованно:
– Это из-за меня твой народ остался без защиты. Это я доставил сюда, на погибель, своих сородичей. И я не убегу на восемь лет в будущее, чтобы там узнать, что случилось после моего бегства. Послушай, Повелитель Могиен, если бы ты помог мне добраться до мест на юге, где живут «люди глины», я, возможно, сумел бы получить от них этот корабль, чтобы здесь, на планете, вести на нем разведку. На худой конец, если мне не удастся изменить программу автоматического управления, я смогу отправить на нем в Кергелен письмо. Но сам я останусь здесь.
– Как рассказывает легенда, Семли нашла корабль в пещерах «людей глины» у Кириенского моря.
– Ты одолжишь мне крылатого коня, Повелитель Могиен?
– И свое общество, если ты этого захочешь.
– Спасибо!
– «Люди глины» плохо принимают одиноких гостей, – сказал Могиен.
Он не скрывал своей радости. Хотя огромная глубокая яма у склона горы все время стояла у Могиена перед глазами, длинные мечи у него по бокам словно одолевал зуд. Сколько времени утекло со дня последнего его набега!
– Пусть умрут враги наши, не оставив сыновей, – торжественно сказал ангья, поднимая наполненную заново чашу.
– Пусть умрут они, не оставив сыновей, – как эхо отозвался Роканнон и выпил с Могиеном в желтом свете свечей и двух лун за окном.
К вечеру второго дня пути Роканнон не мог разогнуть спину, его лицо обветрилось, но зато он уже научился сидеть в высоком седле и не без сноровки управлять большим летающим животным из конюшен Халлана. Сейчас над ним и под ним простирались слои кристально чистого воздуха, пронизанного розовым света медленного заката. Чтобы как можно дольше оставаться в солнечных лучах (они любили тепло, как кошки), крылатые кони летели высоко. Могиен со своего черного охотничьего коня (интересно, подумал Роканнон, как его правильнее называть, конем или котом?) смотрел вниз, выбирая место для ночлега: в темноте крылатые кони не летали. Позади, на меньших белых конях, чьи крылья в предзакатных лучах огромного Фомальгаута казались розовыми летели двое «среднерослых».