— Конечно, Хоуп показала только меня. Но, ребята, я клянусь, что призрак стоял за Кротом, хотя док говорит, что это просто тени и мое больное воображение.
— Проклятье, Сез, — засмеялась Сонара. — И как теперь ходить по коридорам?
— Ну тебя-то я провожу, — Сез посмотрел на меня и слегка сдвинул брови, намекая, что аудиенция окончена.
Я шел к себе и размышлял о том, хотел ли Сез выговориться или на него подействовала доза аманитина… Постепенно мои мысли перекинулись к Сонаре. Ведь я мог остаться и мешать им, в конце концов там были еще Текс и Вера, я мог сделать вид, что собираюсь посмотреть какую-нибудь глупую мелодраму из фильмотеки Хоуп. Но я ушел, вернее сбежал, чтобы не видеть как она улыбается Сезу и разрешает брать ее тонкие пальцы. Чёрт. Надо вколоть себе ампулу и необоснованная ревность притупится. Это тоже побег. Я всегда так делаю, бегу от боли.
Мои родители много лет назад приняли участие в той программе, с изменением комбинации генов. Анна была старше меня на десять лет, она блестяще училась, пела, играла на музыкальных инструментах, в четырнадцать выиграла грант на обучение в престижном университете. Не удивительно, что на нее семья возлагала огромные надежды.
Вот только все пошло прахом. Сначала необъяснимые отклонения в поведении, потом приступы головной боли. Я помню, как мама плакала над диагнозом "необратимые генетические изменения". Ее еще можно было лечить, на это уходили все средства. Как она кричала, когда заканчивалось действие препаратов! Вы не подумайте, Анна не стала сумасшедшей, что было хуже всего. Она все понимала и была бы рада избавить нас от себя, но вмешательство издевательски подарило ей чрезвычайно сильный организм спортсмена. Я не мог этого выносить. Ни ее боль и ужас, ни вечно уставшее серое лицо матери, ни обречённость отца. И я сбежал, сначала в колледж, потом в университет, потом… потом родителей не стало. Я не смог бросить сестру и малодушно сдал бы ее в спецучреждение, где ей бы помогли лучше, но все упиралось в деньги. И сюда я тоже сбежал. От ежедневных мучительных криков боли, от собственных трясущихся рук, вкалывающих Анне посреди ночи убойную дозу обезболивающего, от ее бледно-синюшного лица со вздувающимися венами на лбу, от укора сиделок, которым я опаздывал с оплатой. И сейчас я утешал себя мыслью, что с ней все хорошо, что ей не позволяют чувствовать боль слишком долго.
Вера спрашивала, что я видел. Лицо Анны вместо собственного отражения. Лицо, упрекающее меня за трусость.
II
От условного вечера оставалось еще довольно много времени, и я успел пожалеть, что так поспешно ушел от коллег. С другой стороны разговаривать не хотелось и я посмеялся над собой. О чем бы я разговаривал с Сонарой, окажись на месте Сеза? О своих минералах? О погоде снаружи? Или предавался бы воспоминаниям о жизни на Земле? Ничего из этого, сидел бы и пялился на нее молча.
Думать о себе в самом уничижительном ключе было приятно.
В крошечной "келье" было нечего делать кроме как валяться на узком выступе, гордо именуемом койкой. Так я и поступил. Завалился и уставился в потолок.
Нравилась ли мне Сон только оттого, что она была молода, а Вера не представляла конкуренции? Обратил бы я внимание на нее дома? И почему я ревную ее к Сезу, хотя мог бы попросить Хоуп смоделировать кого-то похожего в снах ВР-капсулы?
Передо мной встала картина, как она смеется над дурачествами Сеза. Крупные белые зубы, яркие карие глаза, терракотовый оттенок кожи, слегка поблекший в отсутствии естественного солнца… Конечно обратил бы. Мне всегда нравились такие небольшие, крепкие девушки. О чем думали психологи Корпорации, когда создавали нашу команду?
Белый потолок поплыл и я снова увидел незнакомые звёзды и газово-пылевое облако. В этот раз я не испугался, не стал прогонять видение, а дал ему полностью окутать меня. Это не призраки Текса или Сеза, это красиво и ни капли не страшно. Я вглядывался в картинку, понимая, что она не статична. Что было в центре облака?
"Погибшие звезды. И наши миры."
Я подскочил и чуть не свалился на пол. Карта исчезла, потолок опять был потолком. Кажется, мы все "перегрелись на солнышке". Мысль о звёздах была не моя, точнее, я был уверен, что не моя.
Серая коробочка на тумбочке будто сама прыгнула в руку. Я щёлкнул замком и вспомнил странное поведение Веры. Быстро бросил взгляд в то место, где притаилась бусина глаза наблюдения.