«Лаборатория ТВП» расшифровывалась как «лаборатория трансвременных перемещений» и занималась проблемой «машины времени».
— Можно, Дмитрий Дмитрич? — Арсен осторожно приоткрыл дверь.
— Даже нужно. Заходите оба.
Помещение лаборатории представляло собой огромную коробку высотой в десяти-двенадцатиэтажный дом. Коробка эта была совершенно пуста, если не считать лежащего на полу металлического шара, весьма напоминающего батискаф старинной конструкции. Изнутри к одной из стенок этого гигантского помещения прилепились, словно ласточкины гнезда, квадратные балкончики, закрытые колпаками из прозрачного синтериклона. На одном из таких балкончиков — на верхнем — и расположился сейчас начальник лаборатории.
— Стулья берите, — мрачно сказал Дым-Дым. Ничего отрадного такой тон не сулил. — Снимки готовы.
Сегодня утром был произведен первый, разведочный запуск машины. Внутри батискафа на всякий случай были помещены три фотоаппарата — по одному на каждый иллюминатор — и традиционный беспородный песик. Это было превышением программы для первого раза было бы достаточно показать, что машина способна пробыть в прошлом заданное время и автоматически вернуться назад. Главное — вернуться.
Заглотнув немыслимое количество энергии, машина нырнула в прошлое и «проявилась», как это было принято говорить в лаборатории, в той же точке пространства, но только около двух миллионов лет назад. Тридцать секунд пробыла машина в дебрях неогена и была автоматически возвращена назад, но посторонним наблюдателям показалось, что между отлетом и прилетом не прошло и мига — ведь сколько бы времени машина ни провела в прошлом — это время независимо от настоящего и из него не вычитается.
Беспородный песик сидел на полу и флегматично вылизывал заднюю лапу. Остывала фиксирующая аппаратура, успевшая сделать около трехсот снимков. Все было удивительно буднично, ибо Дым-Дым свирепел при одной фразе: «Впервые в истории Земли…» Внешнюю поверхность машины тщательно обработали, чтобы ненароком не занести в современность каких-нибудь древних микробов. Правда, дезинфекторов поразила идеальная чистота металла. «А вы чего ждали? — спросил тогда Подымахин, прозванный Неглавным теоретиком. — Так и должно быть. Машина способна переносить только саму себя, и ни одного атома кроме. Такова ее программа». На него зашикали, потому что ворчал он беспрерывно, пытаясь доказать, что движение во времени возможно, но бесполезно, так как машина в прошлом сама по себе будет крошечным островком настоящего и между ней и внешним миром будет непроницаемая стена — разрыв во времени. Она будет невидима и неощутима для обитателей древнего мира, и сама, в свою очередь, будет слепа и глуха, так как не сможет ничего воспринять из своего окружения.
Домыслы Подымахина были неочевидны и пессимистичны, поэтому слушать-то его слушали — занятно врал! — но посмеивались и по существу ничего не могли возразить — ждали опыта. Дым-Дым тоже слушал — он всегда давал возможность своим молодым, сотрудникам высказаться до конца — и тоже почему-то не возражал.
Вот и теперь, когда дезинфекторы доложили об идеальной чистоте поверхности, Дым-Дым ничего не ответил Неглавному теоретику. «У меня тоже есть на этот счет свои соображения, — только и сказал он. — Но не будем отвлекаться. Подождем снимков».
И все восемь сотрудников, присутствовавших при разведочном запуске, принялись, не отвлекаясь, слоняться по всем помещениям лаборатории, ожидая снимков, — фотолаборанты предусмотрительно выговорили себе на это часа два. Мучительная неустроенность ожидания гоняла всех с этажа на этаж; ни намека на праздничную атмосферу, обычно сопутствующую экстраординарному эксперименту, не наблюдалось: все пребывали в состоянии смутных предчувствий и, как и Дым-Дым, имели на это свои соображения.
Идя к начальнику, Сайкин с Арсеном думали скоротать время, а три черных прямоугольника, отливая влажным бесстыдным глянцем, уже лежали перед Дым-Дымом, как неопровержимый факт первой неудачи.
— Это? — спросил Арсен.
Дым-Дым промолчал. И так было ясно, что это.
— Вот непруха, — Арсен сокрушенно помотал головой. — И надо же ей было проявиться именно ночью…
— Если только это действительно ночь, — неуверенно протянул Сайкин.
— Говорите говорите, — Дым-Дым потянулся к аппарату внутренней связи. — Любопытно будет выслушать всех по очереди.
Он нажал клавишу «общий сбор».
Еще шестеро в белых халатах мгновенно явились в кабинет.
— Нуте-с, — Дым-Дым сделал широкий жест. — Прошу высказываться.
Сайкин поднялся, одернул халат. Высказываться он любил обстоятельно и, поскольку ответственность за безопасность эксперимента лежала на нем, считал, что приглашение Дым-Дыма относится к нему в первую очередь.
— Собственно говоря, — солидно начал он, — я, как начальник сектора безопасности, мог высказаться сразу же после окончания опыта. Какие задачи ставил перед машиной наш сектор? — Сайкин всегда говорил о машине так, словно она была живым и разумным существом. — Собственно говоря, мы ставили перед ней одну задачу: она должна была вернуться целой и невредимой. Что могло этому помешать? Все, что угодно. Машина уходит в прошлое на два миллиона лет. Но она остается на том же самом месте по отношению к центру Земли. Что было два миллиона лет назад в этой точке? — Сайкин жестом древнего оратора простер руку, указывая под потолок огромного здания лаборатории. — Наш академгородок стоит на высоте двухсот тринадцати метров над уровнем моря. А какая высота верхних слоев земной поверхности была здесь в прошлом? Местные геологи утверждают, что такая же. А вот москвичи считают, что несколько выше. Если бы мы установили машину на полу здания, то весьма возможно, что, проявившись в прошлом, она оказалась бы под землей. Или под водой — тоже возможно, если на этом самом месте два миллиона лет назад было озеро. Поэтому корпус машины был изготовлен из сверхпрочного космического сплава. Кроме того, наш сектор предложил поднять машину на дополнительную высоту в тридцать метров и подвесить ее под потолком при помощи автономной антигравитационной установки. Это на случай, если на этом самом месте росло дерево, возвышалась скала или еще что-нибудь. Если бы нас не связывало опасение занести из древности какие-нибудь микроорганизмы, мы вынесли бы машину из лаборатории прямо во двор и подняли бы ее метров на двести — тогда нам оставалось бы опасаться только бури или молнии двухмиллионнолетней давности, хотя и против этого мы приняли ряд защитных мер. Вот, собственно говоря, и все, что я хотел сказать. Машина вернулась, она цела и невредима. Два миллиона лет назад на этом самом месте не оказалось ничего, что могло бы помешать ей вернуться. Так что я считаю, что первый запуск прошел успешно.
Он сел. Все слушали его, прикрыв глаза: Сайкин со всей его пунктуальностью был редким занудой.
— М-да, — как-то неудовлетворенно заметил Дым-Дым. — Что сектор безопасности прекрасно справился со своей задачей настолько очевидно, что я предлагаю эту тему пока больше не затрагивать. — Сайкин покраснел: действительно, выходило, что целых десять минут он беззастенчиво расхваливал собственный сектор. — Я хотел бы слышать другое: что вы думаете по поводу полученных снимков?
Сайкин неловко поднялся:
— Собственно говоря… я хотел бы подождать, пока будут готовы все триста снимков.
— Мы имеем только три снимка, — сказала Светка, — аппаратура работала из рук вон плохо. Об этом еще следует поговорить.
— В свое время, — остановил ее Дым-Дым. — Ну, так что же?
Сайкин вертел в руках снимки — черные квадраты, усеянные светлыми точками.
— Похоже на звездное небо… — неуверенно проговорил он. — Но ведь два миллиона лет назад небо над Землей было, по-видимому, несколько другим. Собственно говоря, ночное небо-это первое, что приходит в голову. Но может быть, это что-нибудь другое.