Подтянуться лебедкой книзу.
Легкий скачок на упругих колесах. Выровнялись почти идеально. Готово.
– Маса, пошел!
Чуть колыхнулся воздух – это японец открыл герметичную дверцу водолазного отсека. Щелчок – снова запер. Минут пять ушло на то, чтобы выровнять давление в водолазной камере с забортным (Фандорин следил по манометру).
Субмарину качнуло – это спрыгнул в люк Маса. Некоторое время спустя он показался по ту сторону иллюминатора, изобразил ритуальный поклон, что в воде было не так-то просто, подмигнул, выпустил красивую струйку серебристых пузырьков. Распластался над водорослями, медленно поплыл, похожий на белобрюхую овальную рыбу-пузырь. В отличие от Фандорина, японец никогда не пользовался водолазным костюмом. От спокойной арубской жизни и морской кухни Маса разъелся и еще больше округлился. Ему под водой не было холодно.
Поглядывая на часы – надо было следить, чтобы японец не увлекся и не пропустил время возвращения, – Эраст Петрович решил, что, пожалуй, тоже погуляет по морскому дну. Видимость такая замечательная, что вполне можно прочесать не один квадрат, а два. И заколебался – сам ведь себе говорил, что торопиться незачем. Это проклятая западная культура теснит восточную: погоня за результатом в ущерб наслаждению ходом жизни.
– Нет, как вам это нравится? – сказал по внутренней связи мистер Булль, переходя на русский.
Он был человек схематический: про Россию говорил по-русски.
– Читали сообщение агентства «Рейтер»? Они выперли в отставку Витте, единственного хоть чуточку вменяемого министра в их сумасшедшем доме! Моя бабушка говорила: не мешай дураку мылить веревку, пускай вешается.
По-русски он изъяснялся с той же еврейской певучестью, что и по-английски. Как этого человека звали на родине, до того, как он стал Питом Буллем, Фандорин так и не выяснил. Мистер Булль сделался американцем навсегда и без оглядки. О бывшей стране проживания он отзывался исключительно в уничижительном тоне, именуя ее «страной дураков», «Расеей» или просто говоря «у них там». Замечания делать было бессмысленно – от этого инженер делался еще более желчным.
– У них там к власти пришла воровская Безобразовская клика, – с удовлетворением продолжил Булль. – Я говорил вам: эта несчастная страна катится в тартарары, а вы спорили. Обреченное государство скотов, управляемое свиньями – вот что такое ваша Расея.
Эраст Петрович сто раз давал себе зарок не втягиваться с инженером в политические споры, но все же не сдержался.
– Если вам неприятна и неинтересна Россия, зачем же вы так внимательно следите за всем, что там п-происходит?
Прикусил язык, но поздно.
Телефон умолк, но зато донесся лязг, грохот. Люк, ведущий вниз, откинулся, в рубку просунулась голова Булля. Задранное кверху лицо – костлявое, обрамленное черной шкиперской бородкой, зловеще посверкивающее зелеными очками (инженер страдал глаукомой) – задвигалось в воинственном тике.
– Потому что каждый день радуюсь своему американскому гражданству! Читаю, какие дела творятся в вашей убогой стране, и благодарю бога, в которого не верю! А вы, Фандорин, просто глупец, что до сих пор не поменяли паспорт! Уверяю вас, через два или три года никакой России вообще не будет! Развалится к черту! Туда ей и дорога! Наплевать!
– Врете вы всё, – с жестокой улыбкой ответил Эраст Петрович. Он знал, как осадить клеветника России. – Ничего вам не наплевать. Как были русским, так и остались. Кто на телеграф бегал? То-то!
– Ваш япошка – гнусный шпион! – рявкнул на это мистер Булль и ретировался, громко хлопнув люком.
Фандорин уел русофоба историей, приключившейся с месяц назад. В то время Маса был увлечен гипотезой, что ненавистный инженер только прикидывается врагом Российской империи, а на самом деле служит в Охранке и приставлен к господину, чтобы шпионить. Однажды японец явился возбужденный и сообщил: «Негодяй себя выдал! Он только что тайком отправился на телеграф и занял очередь к окошку. По дороге всё время оглядывался! Мы возьмем его с поличным, господин! Идемте скорей!»
Заинтригованный, Фандорин последовал за слугой. И действительно: Булль, воровато оглядываясь, передал телеграфисту какую-то депешу. В Санкт-Петербург.
Эраст Петрович удивленно нахмурился.
Короткая беседа с телеграфистом, подкрепленная золотой «вильгельминой» в десять гульденов, дала удивительный результат. Выяснилось, что мистер Булль регулярно отправляет в Россию денежные переводы. То в комитет помощи жертвам Кишиневского погрома, то в комиссию поддержки голодающих крестьян Харьковской губернии, то в общество призрения сирот.
Призванный к ответу, инженер ужасно разозлился, наговорил чудовищных гадостей и объявил, что разрывает контракт, сию же минуту уезжает. Пришлось долго его уговаривать и пообещать, что инцидент с телеграфом никогда не будет поминаться. Но иногда Эраст Петрович все же не отказывал себе в удовольствии нарушить клятву. Ибо сказано: «Благородный муж должен во всем соблюдать умеренность, в том числе в суровости по отношению к собственным удовольствиям».
В иллюминаторе вновь показался Маса. Покачал башкой, скорбно округлил глаза. Ничего.
– Пойду п-поплаваю, – сказал Фандорин в телефон по-английски, давая понять, что инцидент исчерпан. – Поднимитесь в рубку и следите за дифферентой, а то нас течением подталкивает…
Вплоть до самого вечера день прикидывался обыкновенным – точь-в-точь таким же, как все другие арубские дни.
Перед закатом, следуя установившемуся ритуалу, Фандорин сидел в шезлонге на белой терраске съемного дома и ждал заката, чтобы можно было выпить первый бокал «де-рюйтера», местного пунша. Принципы не позволяли Эрасту Петровичу употреблять алкоголь при свете солнца. А то еще сопьешься в здешнем раю, как многие другие экспатрианты.
Из большого мира, где творятся масштабные злодеяния, сшибаются империи, взлетают кометой и рассыпаются мелкими искрами карьеры, бывший статский советник и вольный сыщик не только замыслил, но уже и совершил побег – в обитель дальную трудов и чистых нег.
Мир нехорош, неумен и некрасив. Его изъяны один человек исправить не в силах. Так не лучше ль заняться корректировкой собственных искривлений и недостатков? Главный секрет душевного спокойствия заключался в том, чтобы не следить за новостями, не читать газет и вовремя отключать слух, когда чертов Булль начинает говорить о России.
Витте отправлен в отставку? В фаворе статс-секретарь Безобразов, сторонник войны с Японией? Ах, как скверно…
Стоп, сказал себе Фандорин. Меня это больше не касается. Я живу на Арубе, которую не зря называют «счастливым островом». И взялся за бокал раньше установленного срока.
К Арубе, маленькой голландской колонии, замыкающей цепочку Малого Антильского архипелага, Эраст Петрович не просто привязался, но считал ее прообразом будущего устройства Земли, когда планета оскудеет природными ресурсами, которые позволяют человечеству паразитировать за счет плодородия почвы и полезных ископаемых, и людям придется наконец взяться за ум – или вымереть. Не вечно же глумиться над черноземными полями и беззащитными лесами, бездумно качать нефть, расходовать накопившийся за миллионы лет уголь.
На Арубе, в отличие от других Карибских островов, не было ничего. Совсем. Ни запасов сырья, ни даже нормальной зелени. Земля была почти безводной, и повсюду росли только суровые шипастые растения, как в пустыне. Воду доставляли с материка. Поэтому местному населению приходилось много и тяжко работать. Ничто не доставалось даром. Здесь берегли и ценили любой кусок металла или доску. Если строили, то добротно и основательно. Если расходовали, то экономно. Посадят дерево в специально привезенную почву – берегут, поливают, лечат. Из-за такого отношения к труду, ресурсам – к жизни арубцы заметно отличались от обитателей беспечных окрестных островов. Они были зажиточнее, уравновешеннее и как-то – вот самое точное слово – взрослее.